Межэтнические драки, азартные игры, богатство и нищета – совсем другой Гродно 1930-40-х
Книга бывшего десантника, а сегодня журналиста Руслана Кулевича рассказывает о реалиях Гродно, которых больше нет и никогда не будет. Его герои – гродненские старожилы, помнящие «другой город», пришли на презентацию сборника воспоминаний, чтобы рассказать свою правду…
Сборник «Город один, воспоминания разные» – это 16 историй от жителей Гродно пожилого возраста. Здесь есть все: еврейские погромы и бизнес в 1930-х, защита города в 1939-м, новые порядки при немцах, полная смена населения Гродно после 1944 года… Все – кроме идеологии, потому что воспоминания очень личные, не направлены на отрицательные или положительные оценки какого-то периода или режима.
Не все респонденты Кулевича, к сожалению, дожили до выхода книги. Вместе с тем, несколько героев все-таки посетили презентацию. Отрывки из их историй подаем без купюр.
Ежи Кежковски
Родился в 1928 году в Варшаве. Католик. Живет в Гродно с начала 1930-х. В межвоенный период его родители держали в городе сеть своих парикмахерских.
«К жене полковника Панасюка – на маникюр»
В Варшаве мать окончила курсы по маникюру, а отец – парикмахера. Учились у лучших французских и итальянских мастеров. Через какое-то время мама, уроженка Гродно, потребовала у отца, бывшего легионера, вернуться в родной город.
Стричься к нам приходили богатые люди! Парикмахерские были первого разряда, лучшие. Постричься и побриться у нас стоило 1,5 злотых, а в парикмахерской третьего разряда – 30-40 грошей. Отца могли вызвать и на дом. Мама ходила к директору банка, а жена полковника Панасюка приглашала ее на маникюр. Вызов на дом – 2,5 злотых, а хороший клиент мог и 5 дать.
«Папа взбунтовался: деньги потеряли…»
Семья была не бедна, но папа взбунтовался потом. Стал играть в карты, изменял маме… Его деньги погубили, стал очень азартным человеком. Кроме карт играл еще в рулетку на современной улице Тельмана (тогда – «злачный район» с публичными домами – АК). Деньги уходили, а налоги за парикмахерские надо же было платить. Иногда не было чем, но как-то крутились.
В результате семейных проблем парикмахерской опустились до третьего разряда. Родители окончательно разошлись. Папа уехал в Варшаву, мы с матерью остались.
«Красивые коробки, которые могут взорваться» / 1-17 сентября 1939
С началом войны говорили, что в городе есть немецкие шпионы, которые по улицам разбрасывали разные красивые коробки. Поднимешь – и взрыв! Так польские власти предупреждали, чтобы на улицах ничего не поднимали.
«Плати 5 марок и заходи в гетто!» / Немецкая оккупация 1941-44
При немцах полякам и беларусам жилось лучше евреев. Знаю, что евреев вывозили из Гродно в комендантский час пока все спали, людей не было на улицах. Когда вывезли, можно было заходить в бывшее гетто. Плати 5 марок – и бери там, что хочешь! Но, конечно, хорошие вещи немцы сами забрали…
Пелагея Олешкевич
Родилась в Варшаве в 1932 году. В 1936-м её семья переехала в Гродно. Отец работал почтальоном в тюрьме и погиб в 1939-м.
{%CAPTION%}
«12 суток за газеты для Притыцкого»
Еще в Одельске отец учился два года на священника, знал латинский язык. Ему и другие языки легко давались. Любил читать. Однажды папа решил помочь заключенному, попросившему принести газет. Заключенным оказался Сергей Притыцкий. Об этом узнало руководство, отцу дали 12 суток гауптвахты.
Мать носила ему на гауптвахту передачи. Папа попросил словарь французского языка и… вучил, пока сидел! Он еще и идиш знал: когда входил в еврейские магазины, то там его считали своим.
«Похоронили в крови и в мундире…» / 1 сентября 1939
В восемь утра папа, как обычно, был на работе. Около десяти к нам прибежала соседка. Сказала, что он погиб: немецкая бомба упала на тюрьму. Мы пришли туда, а там у часовни уже стояло пять гробов. В одной был отец с пробитой головой… Погибших не мыли и не переодевали: так и похоронили в крови и в мундирах.
«Тадика привязали к танку – как живой щит…» / 17 сентября 1939
Защищала Гродно от «русских» молодежь, остатки солдат и полиции. Директор одного из заводов заливал в бутылки зажигательную смесь и выдавал людям, чтобы они с этим танки встречали. Многие из молодых тогда погиб. В том числе – Тадик Ясинский, его раненого привязали к танку как живой щит…
Большая группа жителей Гродно забаррикадировалась в современном Доме офицеров (тогда – «Дом стрельцов» – АК). Но у советов удалось выбить защитников. Позже всех расстреляли на Собачьей горке.
«Хотели выслать далеко в Россию…» / после 1944
… Да, Варшава была разрушена. Но наши родственники там были живые! Нас просто не выпустили. Хотели, видимо, выслать далеко в Россию, но сделать им этого не удалось. Первый раз, когда за нами пришли, мы спрятались. Позже уже перестали бояться – нас не трогали.
Анатолий Песняк
Родился в 1926 году в Гродно на ул. Виленской в доме, который строил его дед. Православный. Ветеран Второй Мировой.
«Проиграл все и повесился»
Моя семья жила в еврейской зоне – район от Виленской улици до Пожарной каланчи. Практически в каждом доме здесь у евреев была или пекарня, или магазин. Вообще, в 1930-х говорили, что вся улица Доминиканская принадлежала одному еврею, у которого еще была шоколадная фабрика в Белостоке. Он был заядлым игроком в карты и как-то… проиграл все! А после повесился.
«Банда на банду»
После школы мы играли в футбол или устраивали «войну на евреев» на ул. Архиерейской (теперь ул. Горького – АК). Можно сказать, банда на банду шли. Бросались камнями и всем, что попадется. У нас был даже карбид в то время. Разводили его в бутылках, бросали, он взрывался!
«Погромы шли двое суток… На улицу не выходили: страшно»
С евреями дружили, конечно, потому как жили рядом, но были и страшные еврейские погромы. В середине 1930-х в Гродно на отдых приехал польский моряк. На танцах в школе Рейзнера из-за девушки евреи его порезали и побили: он умер.
После поляки в городе устроили переворот! Мы в центре жили – видели из окна все. Но на улицу не выходили, страшно. Погромы шли двое суток, полиция даже не пыталась их останавливать. Потом все утихло, и город снова зажил обычной жизнью.
«Бананы, мандарины, ананасы – за деньги или в залог»
В 1930-х годах в Гродно можно было купить все: бананы, мандарины, ананасы – любые деликатесы! Если денег не хватало – давали в залог. Торговали преимущественно евреи. Полякам трудно было вести с ними бизнес, потому что те постоянно сбивали цену, а люди, ясно, купят то, что дешевле. Поляк, таким образом, становился банкротом и закрывался.
{%CAPTION%}
«Семью готовили к вывозу 23 июня, но 22-го началась война»
После 1939-го забирали тех, кто был богат. А у нашей семьи же был большой дом в центре. Комнате мы сдавали в аренду. Семью готовили к вывозу 23-го июня 1941 года, а война началась 22-го. Нам повезло – остались. А при немцах нас из того дома все равно выселили, потому что он попадал в гетто. Жили на улице, где соседом был начальник полевой жандармерии.
«Я не узнал город, а меня не узнала сестра»
В 1944-м призвали в советскую армию. Остался служить и после войны. В Гродно вернулся в 1960-х. Я не узнал свой город… А меня не узнала сестра: не открыла дверь. Пошел к матери. А наш семейный дом на Виленской, который строил дед, не отдала ни советская, ни сегодняшняя власть. Хотя и документы все есть. После войны туда заселили людей из деревень, а теперь – офисы какие-то… Город совершенно иной, что говорить.
Алесь Киркевич, фото Василий Молчанов, belsat.eu
