«Что вы стоите, там люди выбивают двери Дома правительства!» – выпаливает запыхавшаяся подруга, подбежав к нам с ребятами. Тяжело дышит. Пар идет изо рта. Холодно. Ведь это – вечер 19 декабря 2010 года. Площадь Независимости. Минск. Ясное дело, мы побежали…
Часть первая. Эйфория
Проспект заполнен людьми. Люди с флагами. Флаги цвета крови на снегу, но кровь будет позже. Пока что мы идем проспектом, взяв в кольцо одного из претендентов на первый в стране пост: «Дайте дорогу, кандидат в президенты!» Люди слышат. Расходятся. Идем сквозь толпу словно нож сквозь масло. Эйфория!
Цепочка из «космонавтов» по команде покидает крыльцо Дома правительства. Убегают. Двери уже разбиты, но внутри еще держат оборону их сослуживцы. Забаррикадировались столами.
«Уходят!» – я беру на руки девушку и смеюсь.
Она плачет от радости. Вот так, просто? Но мы видим своими глазами: уходят. Эйфория.
Они вернулись. Рассекли толпу. Зачистка. Отступаем. Я иду с окровавленным лицом. Время от времени останавливает какой-нибудь фотокор, чтобы снять. Люди подходят молча пожать руку или спросить, нужна ли помощь. Нет, не нужна. За мной ревут во весь голос две студентки, закутанные в бело-красно-белые флаги. Они приехали с нами из Гродно. Эйфория…
Часть вторая. Романтика
Даже после всего этого хотелось верить в лучшее. Когда еду на съемную квартиру на окраине Минска зализывать раны, получается пообщаться по телефону с другом. После же, конечно, мы телефоны отключили и достали батареи. Друг в автозаке, но телефон у него еще не забрали. Последний момент, когда связь есть с обеих сторон.
«Это конец Лукашенко, однозначно, – убежден друг. – Избиты кандидаты, разгон! Так не может быть. Это конец…»
Романтика!
После была тюрьма. Письма-открытки. «Маски-шоу» в СИЗО КГБ. Допросы в прокуренных кабинетах. Промерзлые дворики с «шубой» на стенах и льдом под ногами. Горячий чай в камере, когда есть кипятильник. Свитер «с воли». Обрывки новостей из разрешенных газет, писем, слухов. 25 марта, когда прислушивался полдня к окошку, чтобы услышать лозунги демонстрантов… Так и не услышал. Только транспорт со стороны проспекта. Романтика.
После была зона. Серый цвет. Роба и феска не по размеру. Построения. Марши в столовую и обратно. Промзона с грохотом молотков по дереву. Хочется есть. День за днем… В школе, когда не знаешь урока, тебе говорят: «Садись, два!» Здесь: «Садись, четыре!». Четыре года. Но отсидел какие-то семь месяцев. Он выпустил, чтобы договариваться с Западом. Возвращение. А там… Люди живут, как жили. Только мать поседела. Романтика?
Часть третья. Непонимание
Не люблю вспоминать 19 декабря. То, что было после – тоже. Ведь если тебе 21 год – это главное событие в твоей бессмысленной жизни. Все зря! «Мы вернемся» – такие листовки сразу после штурма Дома правительства мы готовили, будучи еще на свободе… Вернулись. Кто-то домой или на работу. Кто-то – учиться за границей. Кто-то – учить других жизни в партийных кабинетах. Зажили себе, как будто ничего и не было. Не понимаю.
Тот декабрьский вечер казался чем-то неимоверно патриотическим. Национальная революция! Время пришло! «Жыве!» После уже пришли подлые мысли, мол, кому же это все было выгодно? Как так получилось, что патриоты подтолкнули Лукашенко в объятия России? Кто снимал и крутил всю осень «Крестного батьку»? В конце концов, почему в СИЗО КГБ еще за пару месяцев до 19 декабря готовились к уплотнению, сбивая из досок дополнительные нары? Неужели перед каждой уличной акцией за пару месяцев сбивают – на всякий случай? Не понимаю.
Хорошо, я не понимаю, но ведь были старшие опытные политики. Государственные мужи, которые видели себя на первых постах. Те, что после на камеру говорили про обоснованные действия милиции. Запинались, читая для ТВ подсунутые им бумажки. Прятались, будучи отпущенными из СИЗО, чтобы не разговаривать с журналистами. Все они и сегодня всплывают от выборов до выборов. Дают интервью. Собирают свои dream-team с «новыми лицами». Ходят на приемы в посольства, чтобы рассказать о ситуации с демократией в Беларуси. Почему? Я не понимаю.
Часть четвертая. Жить дальше
Эйфория и романтика давно прошли. Даже непонимание прошло. Я просто не хочу припоминать лишний раз тот декабрьский вечер. Как не хочу доставать из дальнего шкафа вытертую черную куртку с шевроном «Молодого Фронта»: крест на белом щите. Если это и был наш крестовый поход, то – крестовый поход детей. Как в далеком 1212-м, так и в недалеком 2010-м детям говорили: «Море разойдется перед вами! Бог – поможет!» А потом – продавали в рабство. История стала легендой, легенда – сказкой, сказка – метафорой… Надо жить дальше.
Редакция может не разделять мнение автора.
