Если кто-то в Витебске говорит «Витьба» – возникает сладкий привкус во рту. Слово ассоциируется прежде всего с одноименной фабрикой сладостей и с вафельными батончиками. Или с «зоной отдыха» на набережной одноименной реки: велосипеды, ролики, катамараны. Но стоит добавить к «Витьбе» цифру «3» – и уже не до катамаранов. Почти каждый знает, о чем речь…
Зона.бел – проект «Белсата», посвященный условиям, в которых содержатся политические заключенные. Тюрьмы, колонии, СИЗО, ИВС – там проводят дни, месяцы и, к сожалению, годы те, кто незаконно попал за решетку. Журналисты не могут показать изнутри, как выглядит быт за решеткой. Но с помощью бывших заключенных мы можем рассказать об испытаниях, через которые проходят тысячи беларусов.
Если когда-то в Беларуси создадут «тюремные» туры (а появятся же и такие!), то в Витебске нужно начинать от Смоленской площади и улицы Гагарина. Точнее – от первого здания на четной стороне – Витебского СИЗО-2. Оттуда – напрямую (через Гагарина) – вылетаем на Суражское шоссе. Дышим с удовольствием (по обе стороны растут липы) и крутим баранку, пока на 9-м километре не зажмет неожиданно в груди – гулаговские вышки, проволока, поселок Витьба…
Витебчане (витьбичи) так и говорят: «На девятый километр». Передачки сюда возят не только родственники осужденных, но и родные находящихся в Витебском областном психоневрологическом диспансере – его корпуса прячутся за забором зоны. В народе психушку называют «девяткой». Кто додумался психбольницу размещать рядом с исправительным учреждением и как автоматчики на вышках влияют на психику тамошних пациентов, – вопрос. Но что есть, то есть.
Однако на территорию психдиспансера заглянем позже – через окна одного из бараков на «Витьбе». Тем более, что, как утверждает один из наших собеседников, на ее территории есть собственная внутренняя психушка.
Заходим в колонию. В качестве проводника (нет, сталкера) – известный беларусский бизнесмен и бывший заключенный исправительной колонии № 3 Александр Кнырович.
КПП-1 (обозначенное «1» на рисунке). Александр Кнырович признается, что, как и каждый нормальный человек, ехал в колонию «с большим страхом», сформированным книжками и фильмами о зеках. А попал в «нормальный мужской коллектив».
«Конкретные испытания и пытки были в СИЗО КГБ. Условия же в колонии совсем иные и гораздо лучше. Если убрать оттуда проволоку и охранников, то напоминало бы, скорее, такой недорогой советский санаторий», – рассказывает об исправительной колонии № 3 (ИК-3) «Витьба» Александр Кнырович.
Соглашается с такой оценкой еще один экс-заключенный ИК-3, бывший сотрудник МВД Дмитрий (фамилию не называем по его просьбе), который был осужден на 7 лет (по «неполитическим» статьям) и три последних из них провел в колонии под Витебском. До этого сидел в Бобруйске (ИК-2).
«ПК-2 и ПК-3 («Витьба») – это как небо и земля. Я приехал в ПК-3, и для меня это был как профилакторий после Бобруйска. Здесь 70-80% – адекватные люди. В Бобруйске было наоборот», – говорит Дмитрий.
Но – вперед. Александр Кнырович считает, что кабинет начальника колонии Алексея Старовойтова (к нему вернемся) располагается как раз на КПП-1, откуда он, «как кино, смотрит на колонию».
За КПП-1 (шмон миновали) чуть слева стоит здание (2) за отдельным забором. На первом этаже – гостиница для свиданий, на втором – административные службы колонии (бухгалтерия, отдел кадров и другие).
Следуем дальше. В следующем здании (3) размещается столовая («святое место»), пункт выдачи посылок и магазин («лавка»). Это все на первом этаже. На втором – исправительный отдел, клуб, компьютерный класс (для дистанционного обучения). Там же телефоны для разговоров и – карантин. Каждый по прибытии отбывает здесь две недели, но может и дольше, поскольку распределение в отряды – только по четвергам.
В стороне от здания со столовой – медчасть (4). Бывший заключенный Дмитрий утверждает, что на ее территории располагается единственная в стране психбольница для осужденных мужчин. Говорит, что привозят сюда заключенных из всех колоний. Благодаря этому удается добыть информацию (осужденные просто перекрикиваются) из других ИК – из Бобруйска, Мозыря, Новополоцка, Шклова, Горок и других мест.
Таким образом, а также на основании информации, полученной на этапах, Дмитрий попытался подсчитать общее количество заключенных в РБ. Получилось, что на конец 2021 года их было около 60 тысяч.
«А если считать с «химией» – то всех 100 тысяч выходит», – говорит Дмитрий.
Что касается «Витьбы», то в ней держат около тысячи осужденных (для сравнения, в бобруйской колонии – где-то 3,5 тысячи). На тысячу человек приходится 100-150 охранников (по подсчетам бывшего заключенного). Шесть из них – автоматчики на вышках. На каждой по одному. Шесть – учитывая вышки на промышленной зоне. Уточняем: вся территория разделена на две большие части – жилую и промышленную. Мы двигаемся по жилой. Пойдемте дальше.
Далее вглубь – стадион (5). Слева от него – церковь (6), точнее – храм Святого Иоанна Русского. Интересно, что батюшка, который там служит, – служит во всех смыслах. Как утверждают бывшие сидельцы «Витьбы», поп оформлен на ставку МВД (Кнырович говорит о 0,25 ставки). Почему православный священник – на ставке, а ксендз должен приезжать с воли, и почему мусульмане, иудеи или буддисты вообще не имеют доступа к священникам, – вопросы, которые адресуем сразу Всевышнему, так как здесь на них никто не ответит.
«Копеечная ставка у батюшки. Думаю, это такое техническое решение, никак не связанное с какими-то погонами под рясой. Но… может ли батюшка «стучать»? Легко. Ведь общая ситуация именно такая. Однако замечен не был, и ничего плохого о нем не скажу. Хорошего – тоже. Вокруг церкви – небольшая зеленая зона», – продолжает Кнырович.
Он ведет нас дальше. Однако перед тем как заглянуть в жилые бараки, возвращаемся от церкви вдоль забора обратно. На углу зоны – еще одно огороженное здание (7). Там – ШИЗО (штрафной изолятор) и БУР (бараки усиленного режима). Александр Кнырович говорит, что туда не попадал.
Бывший политзаключенный Дмитрий Фурманов, которого бросили из Гродненского СИЗО на«Витьбу», провел – без перерывов – в местном штрафном изоляторе 48 суток.
«Это здание с коридором во всю длину. Там где-то около 50 камер. Половина из них – это помещения камерного типа (ПКТ). Но они почти ничем не отличаются от камер ШИЗО, только условиями содержания: в ПКТ можно читать газеты, писать письма и выходить на прогулку. В ШИЗО все это – под запретом», – рассказывает Дмитрий Фурманов.
Камера ШИЗО: 2,5 на 5,5 м, металлические стол и стул, намертво закрепленные к полу, окошко с «ресницами» под потолком, раскладная двухуровневая кровать, туалет (не унитаз – а приспособление с дыркой), огражденный ДСП, мойка, радио «Витебск» на продоле (коридоре), металлические двери без кормушки (кормушка на дополнительных решетках). Ни одеяла, ни подушки, ни – упаси Боже! – простыни на ночь. Кровать на день складывается к стене – попробуй откинь!
«Откидывается из коридора. Шнур, специальный штырь, который вытягивают, – и кровать падает. И его нужно придерживать, ведь вся эта конструкция весит примерно сто килограммов. И утром, на подъеме, самому поднять довольно трудно – так просил помощи у охранников. Один помогает, второй блокирует штырем», – говорит Дмитрий.
На заключенном – легкая роба без карманов и воротника. Спит он в ШИЗО на голых досках. Ночью – холодно и влажно. Чтобы согреться, Дмитрий отжимался от пола. А утром, по разным причинам, ему объявляли «нарушение режима».
«Однажды паука нашли в камере. Посчитали нарушением санитарных условий. Было написано, что в камере паутина. На комиссии я говорю: паутины же не было – только паук. А они: если есть паук – значит есть и паутина…» – смеется Дмитрий Фурманов.
Добавляет деталь: стены в камере ШИЗО побелены серой известью – не опереться, потому что запачкаешься и получишь еще одно «нарушение».
Но из внутренней тюрьмы возвращаемся (Дмитрий Фурманов уже на свободе) на стадион – настоящий островок свободы для многих заключенных. Здесь, согласно графику, ежедневно можно играть в течение часа в футбол или баскетбол, тренироваться на турниках. Или просто гулять.
Для Александра Кныровича таким «местом свободы» в заключении был прежде всего клуб, но он признается, что, не претендуя на славу Кокорина и Мамаева, с удовольствием также гонял и в футбол.
«Ведь самое страшное в колонии, когда некуда себя деть. Если ты не занят. Когда тупо лежишь и «е…шь вату». Поэтому – театр, гитара, создаешь что-то. День был расписан, и поэтому психологически три года в колонии прошли быстро. Но человек, который просто лежит на нарах, по-другому воспринимает время», – говорит Кнырович.
За стадионом – жилые бараки (8). Три здания. В конце их ряда, ближе к промзоне (10), – библиотека и банный комплекс (9).
Бараки друг от друга отгорожены забором, чтобы не общаться! В каждом – четыре отряда. Александр Кнырович говорит, что жил в самом новом бараке, где располагались отряды 1, 8, 9, 10. Заходим внутрь.
Общий коридор. С одной стороны – четыре спальных помещения, каждое на 36 человек. С другой – два туалета, два умывальника, «ленинская комната», где могут присесть («ох, сленг никуда не девается, не могу сказать «сесть», – смеется Кнырович) до 140 человек – с большим телевизором. Там же – чаевая, камера хранения, гардеробная и сушилка.
«Если про спальни, то это двухъярусные кровати. И знаете, это не так тесно, как в купе поезда. На каждые две кровати – одна тумбочка. Посреди спальни – стол. С точки зрения качества, представьте себе отремонтированную районную поликлинику, – это примерно так. Все дешево и чистенько. И нет более чистого помещения на Земле, чем такая спальня», – утверждает Александр Кнырович.
И еще: там большие окна. Зарешеченные, но «интеллигентно». С одной стороны можно смотреть на психушку и на Витебск вдалеке. С другой – на церковь и зеленую зону.
Стены в спальнях – бежевого цвета.
Кнырович замечает, что статусно – спать на первом ярусе. Но «статусно» – не в смысле «воровских» понятий. Просто – удобно. Что касается «жить по понятиям» и зековской иерархии, то Александр утверждает, что такого в «Витьбе» не было. Рассказывает, что однажды завезли «под крышу» (в БУР) кого-то, кто претендовал на статус такого человека, руководящего сообществом. Но из «Витьбы» его быстро убрали, когда однажды все отряды отказались от завтрака.
«В остальном, да, существуют понятия. Но когда начинаешь разбираться, что значит воровские понятия, то это ровно те же понятия, которые мы называем человеческими. Если ты в очень близком контакте с большой массой мужчин, тебе все равно нужны четкие правила», – объясняет бывший узник ИК-3 Александр Кнырович.
Говорит, что есть такие, которые нормальному человеку могут показаться смешными. Например, нельзя прикасаться к чужим трусам или носкам. Или нельзя поднимать с пола то, что упало в туалете («Золотой портсигар упал? Все, забудь…»). Но и эти запреты имеют какие-то рациональные основания, утверждает Кнырович.
«А главное правило там: живи, кем жил. Приехал чиновником – так и веди себя соответственно. Не должен становиться кем-то по «воровским понятиям».
Если ты делаешь то, что для тебя естественно, то никаких проблем у тебя не будет. Поэтому в целом того, что, возможно, существовало раньше, когда милиция контролировала колонию только снаружи, а внутри шла своя жизнь «с паханами» и «смотрящими» – такого как раз на «Витьбе» нет. Но правила есть. И выполнять их нужно», – говорит Александр Кнырович.
Бывший заключенный ИК-3 Дмитрий добавляет, что там вообще никому не интересно было жить «по понятиям», ведь большинство – культурные люди.
Говорит, что сидел и с директорами предприятий (например, с бывшим руководителем «Мотовело» Александром Муравьевым), и с подполковником КГБ (фамилию не вспомнил), и с бывшим руководителем службы безопасности Лукашенко Втюриным, который имеет в «Витьбе» свой кабинет и катается как сыр в масле (но «ни с кем не разговаривает»).
Насчет руководства колонии Дмитрий говорит, что «всем руководит оперативный отдел», «который всех давит и всех душит». Этот отдел размещается на КПП-2. Это же – вход на промышленную зону (работа в колонии – отдельная тема). Именно оперативники, говорит Дмитрий, становятся заместителями начальника и начальниками колонии.
Был ли оперативником нынешний начальник ИК-3 Алексей Старовойтов, – не знаем. Александр Кнырович говорит, что в колонии осужденные воспринимают его как человека залетного, «вступить с ним в контакт – никаких шансов».
«Непонятная фигура. Мне он показался человеком очень напряженным, очень «на нервняке». Причем у всех людей из начальства в колонии лишний вес. Понятно почему – постоянно в стрессе. Самый страшный стресс у них такой: что приедут и их накажут. И свой стресс они заедают», – замечает Кнырович («а некоторые – запивают»).
Если, кстати, вернуться в столовую, то бывшие узники «Витьбы» не жалуются на рацион.
«Витьба» действительно лучшая колония в Беларуси – по качеству жизни и в плане питания. Мне тут недавно написали, что питание стало еще лучше… это, может, не очень разнообразно, но ни одного умершего от голода в колонии я не видел. Если ты хочешь получать 5 тысяч калорий из каши, супов и прочего – наешься вволю. Голодных в колонии нет. Чего не хватает – так это овощей и фруктов», – рассказывает Александр Кнырович.
Любимое его «витьбовское» блюдо – ячневая каша, приправленная тушенкой.
Рассказал «анекдот», когда на зоне (извиняюсь, потому что Кнырович говорит, что колонию «зоной» здесь не называют) для заключенных пытались готовить даже жареные пельмени. Но не справились – «технологически не были готовы к такому счастью».
Кстати, Александр Кнырович предупреждает, что местный хлеб (выпекается на территории колонии) есть нельзя. Разве только корочку. Мякишем кормят местных голубей.
«Витьба-3» – колония для «первоходов». Если туда попадают политзаключенные – это хороший, если так можно сказать, вариант, считает Кнырович.
«То, что Знак поехал в «Витьбу» – это хорошо, а то, что Бабарико отправили в Новополоцк, – это плохо», – отмечает он.
Говорит, что в распределении в колонии существует некая логика, но считает, что окончательные решения все равно принимаются не внутри «исправительного процесса», а где-то в другом месте.
По данным dissidentby, в «Витьбе» отбывают наказание 69 осужденных по «политическим» делам. Среди них:
В свое время через «Витьбу» прошли Александр Юркойть, Тарас Аватаров, Сергей Коваленко, Александр Козулин.
«На мой взгляд, 80% людей, сидящих в этой колонии, не должны там быть. И не потому, что они там совершали или не совершали преступления. А потому что, согласно Уголовному кодексу, единственной целью такого наказания есть исправление осужденного… исправление. Никакой мести в качестве цели кодекс не предусматривает. Здесь же получается, что 80% сидельцев просто мстят», – считает Кнырович.
«Возможно ли сбежать из “Витьбы”?» – спрашиваю у бывшего заключенного ИК-3 Дмитрия. «Думаю, да, можно», – отвечает почти без паузы. И рассказывает случай, когда «одному почти удалось, но штаниной зацепился за колючку». Легенда или нет, но забор показался немного ниже, чем есть.
«Вообще проблем с этим не существует. Тем более – когда из промзоны и когда тебя будет ждать машина с досками. Наотмашь стеллаж, второй. Возможно и с крыши, если спустишь канат…» – разгоняет фантазию Дмитрий.
Но через паузу признается: мысли о побеге, если и приходят к голове, – так разве тем, кто имеет приговор от 15 лет.
Автоматчики на вышках с облегчением выдыхают…
Не сбегаем. Быстренько шагаем к КПП-1 и закрываем за собой тяжелую дверь «Витьбы». На воле. Когда-нибудь каждый заключенный ПК-3 услышит этот грохот за спиной.
Дмитрий Мираш / Герон belsat.eu