Два СИЗО, две тюрьмы, колония. История Дмитрия Фурманова, который собирал подписи за Тихановскую
21 октября вышел на свободу Дмитрий Фурманов – политзаключенный, который проходил по «делу Тихановского». Дмитрий был членом инициативной группы по выдвижению в президенты Светланы Тихановской. Его задержали на избирательном пикете в Гродно 29 мая 2020 года во время сбора подписей, впоследствии осудили на 2 года колонии по ст. 342 («Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них»). Позже срок заключения продолжительностью два года был пересчитан: 1 день СИЗО засчитался за 1,5 дня колонии общего режима.
В течение года и трех месяцев Дмитрий побывал в двух следственных изоляторах – на улице Володарского в Минске и в Барановичах, и в двух тюрьмах – в Жодино и Гродно. Под конец срока его перевели в колонию «Витьба», где после карантина он сразу попал в штрафной изолятор и пробыл в нем 1,5 месяца, до дня освобождения. В этот день его возле колонии встретили родители. На следующий день Дмитрий выехал за границу. Мы связались с ним в Киеве, где он восстанавливается после заключения.
– У меня сейчас все хорошо. Я восстанавливаюсь, мне нужно еще некоторое время на это. Но чувствую, что с каждым днем мне все лучше, ведь люди рядом очень меня поддерживают и во всем помогают – начиная от здорового питания и заканчивая здоровым сном. Со здоровьем у меня в целом все в порядке, в эмоциональном и психологическом плане – тоже. Физические нагрузки за решеткой пошли мне на пользу. Физкультурой я начал заниматься с первых дней своего заключения. Когда ходил на прогулку, делал гимнастические упражнения. В ШИЗО пришлось делать их чаще, каждую ночь вставал и несколько сот раз приседал или отжимался. Так даже нарастил мускулатуру. Но для нормального физического состояния нужно питание, в ШИЗО, разумеется, его нет, мне давали баланду, которая только помогает не умереть с голоду, – рассказывает Дмитрий.
– Расскажите об условиях вашего содержания.
– ШИЗО – тяжелое место, никому не желаю там оказаться. Время там летит по-разному. Сначала быстро, ведь ты в незнакомом месте, пытаешься адаптироваться и понять, что нужно делать. В голове много мыслей, ты начинаешь строить какие-то планы, что-то придумывать, обдумывать. Но время постепенно замедляется. Идеи заканчиваются, и ты по кругу заново начинаешь прокручивать все в голове, строить планы B, C и так далее. В определенный момент, когда все мысли передумал, появилась пустота в голове, и я не знал, что делать дальше. Но нашел выход – делал физические упражнения, завел себе питомца – паучка в углу, которого можно подкармливать. Записал на стенке меню, которое там повторяется изо дня в день. Писать там особо нечем, но можно выкрутиться и все же нацарапать какие-то буквы и символы.
Я понимал, что мне нужно мой срок отсидеть там до конца, так как было очевидно, что меня посадили туда не на короткое время. Это знание, когда все закончится, тоже помогло продержаться. Конечно, в нашей ситуации могло произойти всякое, но у меня была надежда, что есть финальный пункт. Все обошлось, меня выпустили даже на день раньше. Меня встретили родители, я наконец смог их обнять. Все сейчас хорошо.
– В недавнем нашем интервью родители еще одного политзаключенного, Андрея Герасимовича, рассказали, что их сын был впечатлен встречей с вами в одной камере гродненской тюрьмы. Между политзаключенными за решеткой есть особая солидарность, поддержка друг друга?
– Да, действительно, некоторое время я сидел в одной камере с Андреем. Очень интересный молодой парень, у которого есть потенциал. Он увлекается историей и любит белорусский язык, за что я выражал ему свое уважение. К моменту, как мы познакомились, я уже долго сидел по СИЗО, имел определенный опыт и знал, как нужно себя вести и жить за решеткой. Чтобы выжить там, держать себя в тонусе, не потерять самоконтроля и не сойти с ума, нужно придерживаться определенных правил. Я поделился с ним своими знаниями, никаких сложностей там нет на самом деле. Главное в тех местах: оставаться человеком и вести себя достойно в любых обстоятельствах, оставаться самим собой, не изображать из себя какого-то супергероя. Просто будь самим собой, и все будет хорошо. Как, в принципе, и в жизни.
Конечно, ситуации могут быть разными, и в таких местах друзья могут стать врагами. Иногда, когда администрация видит, что в камере между заключенными установились дружеские отношения, она может обыграть ситуацию так, чтобы возник конфликт и люди рассорились. Но в моем случае обошлось.
Политзаключенные за решеткой составляют отдельную социальную группу. Мы старались поддерживать друг друга во всем, как бы тяжело ни было. Но опять же – истории бывают разными. На свободе человек себя вел одним образом, его бросают за решетку, признают его политзаключенным, и тут он начинает себя вести совсем иначе. Наверное, это не совсем справедливо в отношении тех, кто остается верен себе. Но судить никого не стоит, время все расставит на свои места. Как бы ни было тяжело, сначала мы все хотим помогать друг другу, а там, когда уже познакомишься с человеком поближе, смотришь на обстоятельства как выстраивать с ним отношения. Мне повезло, мне встречались только адекватные люди.
Я побывал за решеткой в разных местах, и сначала условия у меня были выносимые. С каждым новым местом они усложнялись, становились хуже. Последний этап – ШИЗО в колонии, когда казалось, что хуже быть уже не может. Если им нужно составить рапорт о нарушении, чтобы отправить человека в ШИЗО, они особо не утруждаются, придумывают сами, тебе и делать ничего не надо. Вместе с тем, в любой ситуации я понимал, что бывает еще хуже.
– Как до вас доходили новости о происходящем в стране?
– Отмечу, что определенный информационный вакуум был у меня на протяжении всего срока. Я еще много чего не знаю. Информация в тюрьмы доходит в виде писем, газет. Если у вас есть возможность, выписывайте политзаключенным журналы и газеты – это важный источник информации за решеткой. Еще адвокат может рассказать какие-то новости.
Мне повезло – до меня доходило большое количество писем, всего я получил где-то около тысячи. Сначала письма шли плохо, когда я оказался в гродненской тюрьме – ситуация с перепиской улучшилась. Но в определенный момент, наверное, после приказа, мне решили и здесь перекрыть кислород.
Иногда в камеру подсаживают новых людей, которые недавно были на свободе и могут рассказать какие-то новости. Правда, мне чаще попадались люди, которые особо не интересовались политикой и не могли рассказать, что происходит.
– А что вам писали в письмах?
– Писали разное, в основном слова поддержки: мы с тобой, тебя никто не бросил и не забыл – все в таком духе. Присылали картинки, фотографии, писали воспоминания на самые разные темы. Это помогало отвлечь внимание от того, что происходит за решеткой, и чувствовать себя не брошенным. Если бы не поддержка людей извне, было бы очень сложно. Возможно, для меня было бы все плохо, не знаю, как бы я закончил этот путь. Но все обошлось. Спасибо всем за колоссальную поддержку!
– Однажды вы объявляли голодовку в знак протеста. Имело ли это смысл?
– Я объявлял голодовку, когда в гродненской тюрьме меня отправили в карцер на 5 суток. Есть ли в этом смысл – зависит от обстоятельств. Если ты понимаешь, что у тебя нет других вариантов, чтобы обратить внимание на твою проблему, и другие пути решения не работают, тебе остается протестовать. В таких условиях остается только голодовка. Но это крайняя мера от безысходности, в экстремальной ситуации, когда другие варианты просто не помогают. Надо помнить, что из-за голодовки ты прежде всего теряешь свое здоровье. В моей ситуации решить проблему помог резонанс о том, что я объявил голодовку в карцере. Люди начали писать много писем, и администрация тюрьмы пошла на диалог, услышала, что я хочу до них достучаться.
– Предлагали ли вам писать прошение о помиловании?
– Меня никто не просил писать прошение о помиловании. Приходило письмо от Воскресенского, что есть такая возможность. Я обсуждал эту тему с адвокатом, но мне это не нужно. Зачем мне извиняться и просить помилования, если я не совершил никакого преступления? Я осуществлял свое право согласно законодательству – собирал подписи за кандидата в президенты. И мне просить помилования за то, что я собирал подписи? Это глупо. Я и сейчас планирую обжаловать свой приговор, вместе с адвокатом дойдем до Верховного Суда и других инстанций. Знаю, что некоторые политзаключенные писали прошение о помиловании, им было отказано. Но никого не сужу, у каждого человека свой путь, свои обстоятельства, чтобы принимать те или иные решения.
Нынешняя ситуация в нашей стране не навсегда, в какой-то момент этот кошмар закончится. И мы должны иметь факты, подтверждающие, что происходило на самом деле. Обжалования приговоров, ответы на них будут этими доказательствами в будущем. Дела политзаключенных пересмотрят, и нас реабилитируют. А если просто молчать, то возникают вопросы: если ты не виноват, почему ты не борешься до конца за собственную правоту? У нас такая ситуация, что это мы должны доказывать свою невиновность, хотя должно быть по-другому – презумпция невиновности давно не работает. Так вот, чтобы в будущем в нашей стране работали законы, мы должны зафиксировать наш нынешний опыт.
– Как для вас прошли выборы за решеткой?
– Я был в Жодино. Никаких людей с избирательными урнами к нам не приходило. В тюрьмах еще слышал, что и в колониях в этот день был введен усиленный режим. В этот день был полный контроль всего, что происходит в каждой камере. Во время проверок в дверях стояли амбалы в черном, в балаклавах – дополнительная охрана. Подозреваю, на случай мятежа. Позже все было так же, как в обычные дни.
Я был на четвертом этаже, и никакой информации до нас не доходило. После начали попадаться люди с уголовными делами за участие в протестах. Но они толком не могли объяснить, что происходит на свободе. Позже в письмах я уже узнал, что происходили события, которые могли бы изменить нашу жизнь. В тот момент меня это вдохновило.
– Но пока что не изменилось. И вот уже первые политзаключенные выходят на свободу, отсидев весь срок.
– Я считаю, что ни происходит, все к лучшему. Если нам тогда немножко не хватило, значит, повезет в будущем, в чем-то новом.
Мне повезло: после изменений в законодательстве мне пришлось сидеть не два года, а чуть меньше. Но само то, что люди отсиживают уже целые сроки за события прошлого года, это ужасно. Люди выходят, а ситуация в стране фактически не поменялась. Ты не чувствуешь себя в безопасности. Вроде ты на свободе, но не чувствуешь себя свободным. Должно быть так, чтобы человек, отсидев свой срок, вышел и был по-настоящему свободен. В моем случае мне под расписку приказали еще три дня ходить в РОВД и отмечаться там. Это странно и непонятно. Если человек отбыл срок, что от него еще хотят? Поэтому я решил не искушать судьбу, хочу побыть на свободе, в безопасности и почувствовать себя свободным. Это сейчас возможно только за пределами Беларуси, и это тоже ужасно.
Я пока не составляю никаких планов на будущее. В наших реалиях это бессмысленно. У меня есть конкретные краткосрочные цели, которых я хочу сейчас достичь. Главная задача сейчас – восстановить свое состояние, включая психологическое. А там увидим.
СП/ИР belsat.eu
