«От кризиса к кризису». Почему экономика Беларуси не обвалилась в результате войны в Украине
Два года назад, когда Беларусь поддержала полномасштабное российское нападение на Украину, экономические прогнозы были мрачными, а многие ждали обвала. Экономист Дмитрий Крук объясняет «Белсату», почему худших последствий (еще) не было.
Что прогнозировали в 2022 году
Старший научный сотрудник Беларусского исследовательского центра BEROC Дмитрий Крук сразу уточняет: ему в этом контексте не нравится слово «прогнозы». Прогнозы давали весьма условные, скорее это были ожидания.
11 марта 2022 года BEROC представил работу Крука о том, что происходит в беларусской экономике и чего ожидать. Тогда он видел высокую вероятность глубочайшего экономического и финансового кризиса. Он провел симуляцию сценария, в котором по итогам 2022 года экспорт обвалится на треть, валовой внутренний продукт – на без малого 20%. Траектория инфляции на тот момент давала основания полагать, что по итогам года цены вырастут на 25%.
«На тот момент доминировали ожидания достаточно масштабного спада и того, что с большой вероятностью в Беларуси будет разворачиваться финансовый кризис, – вспоминает Крук начало 2022 года. – Первые несколько месяцев, с марта по май, скорее подтверждали эти предположения».
В первые месяцы полномасштабной войны в Украине и он, и его беларусские коллеги, и крупные международные институции подчеркивали: степень неопределенности высока, «просто зашкаливает». Тогда не было понятно, как быстро и эффективно сработают санкции, насколько смогут адаптироваться к новой среде беларусские компании и беларусские экономические власти.
Тогда, по словам Крука, произошло просто гигантское сокращение экспорта из Беларуси, очень масштабное снижение валового внутреннего продукта. Но потом ситуация изменилась: и российская, и зависимая от нее беларусская, стали адаптироваться. Это звучало фантастически: как можно преодолеть многочисленные барьеры: для экспорта, импорта, а также платежные и логистические?
Почему так произошло – не сработали санкции?
Оказалось, адаптация к новым условиям была решающей задачей. Результаты 2022 года были плохими: по официальным цифрам, было падение ВВП на 4,7%, падение экспорта в денежном выражении на 5,4%, инфляция в 12,8%. Но это далеко от худших ожиданий.
Крук рассказывает: к концу 2022 года как минимум частный сектор нашел новые логистические пути, смог выстроить новые бизнес-отношения с контрагентами, наладить платежные цепочки. Государственный же сектор стал «вбухивать» на российский рынок то, что потеряло рынки из-за санкций и войны. В деле импорта государственный сектор вел себя подобно частному: пользовался Турцией, Арменией, Казахстаном и другими странами как источниками поставок или транзитными площадками.
«Степень адаптивности к новой среде оказалась достаточно высокой, – резюмирует экономист. – В Беларуси и государственный, и частный сектор продемонстрировали значительную гибкость».
По его мнению, установка, что можно санкциями или иными административными путями «закрыть все полностью», не соответствует современному миру. Еще 15–20 лет назад это было проще. Но это, говорит Дмитрий Крук, проблема не в том, что санкции были слабыми, а в необоснованных ожиданиях от них – словно санкции в один момент перекроют все пути бизнес-общения.
Даже Иран, в отношении которого вводили гораздо более жесткие санкции, нашел пути обхода и адаптации. И иранские банки, все из которых на определенное время отключали от системы SWIFT, нашли пути для переводов через третьи банки.
Кроме того, с Россией получилась, как говорит Крук, противоречивая ситуация. С одной стороны, на нее наложили санкции, а с другой, Россия стала главным бенефициаром роста мировых цен на энергоносители. Хотя поток сверхдоходов от нефти и газа длился недолго (2022 год и первая часть 2023 года), он сыграл значительную роль для российской экономики.
Россия, продолжает он, смогла накопить весьма существенные запасы экспортной выручки и в значительной степени компенсировать потери от санкций в наиболее важный момент и стабилизировать ситуацию. Если бы в марте-мае 2022 года был «толчок в другую сторону», развязалась бы спираль финансовой дестабилизации, выйти из которой было бы трудно.
Российская экономика, говорит наш собеседник, стала спасателем беларусской во многих направлениях: и как рынок для беларусских товаров, и через прямую поддержку, и через помощь в возобновлении экспорта нефтепродуктов. Последнее было самым чувствительным из санкционного пакета, но к концу 2022-го экспорт нефтепродуктов из Беларуси смог выйти на довоенные объемы. В первом полугодии 2023-го подобное стало происходить и с беларусскими калийными удобрениями, для экспорта которых удалось задействовать российские порты.
Все не так хорошо для Лукашенко
Крук подчеркивает: из всего сказанного не следует, что в беларусской экономике все хорошо. Все это позволило смягчить эффект санкций, но их результаты все равно достаточно ощутимы.
«Когда доминировали ожидания, что будет масштабный и быстрый эффект, эти ожидания частично не оправдались, – рассуждает экономист. – Но накопительный, постепенный эффект никуда не исчезает, капелька за капелькой продолжает накапливаться».
Вместо одноразового «выстрела» и обвала, которого ждала часть наблюдателей, получилась «мина замедленного действия», которая, по словам Крука, уже два года подтачивает и съедает беларусскую экономику с разных сторон. Влияние от этого сейчас ощущается все больше.
И дело не только в санкциях, а и в репутационной гигиене, токсичности Беларуси, добавляет собеседник. Многие отказываются иметь дела с беларусскими контрагентами, не говоря уже о российских, так как риски считаются слишком высокими.
Чего ожидать дальше?
«Стагнация – это самое оптимистичное из того, что может нас ожидать, – отвечает Крук. – Эффекты санкций и токсичности Беларуси разрушили потенциал роста и развития».
Он замечает: объективные цифры показывают, что потенциал для устойчивого роста почти разрушен, а есть и то, что не всегда померяешь в точных цифрах, как то разрушение институциональной среды, человеческого капитала, технологической оснащённости производственного сектора.
Поэтому простое отсутствие роста и застой – это наилучший результат, если все остальное будет сохраняться неизменным, но и этот результат Крук не считает гарантированным. Разрушается также и устойчивость: адаптивность оказалась высокой, но «все имеет свои пределы».
Даже восстановление суммарного экспорта из-за возобновления экспорта нефтепродуктов и калийных удобрений «стоит на тонких ножках», напоминает экономист. Нельзя быть уверенным, что этот экспорт, построенный на непрозрачных договоренностях, будет продолжаться даже завтра. И с теми же калийными удобрениями экспорт по нынешним схемам возможен, когда цены на удобрения в мире высокие, а они в последние полгода падают.
То, что экономисты называют картой рисков, очень разрослось, добавляет Крук. Спектр рисков чрезмерно широк, а если и есть шансы на какие-то позитивные внешние эффекты, то очень низкие. Значит, с высокой вероятностью что-то из рисков реализуется. И это может легко выбить беларусскую экономику из той колеи, которую она будто нашла, и загнать в спираль. А защищаться почти нечем, Беларусь практически не имеет для этого возможностей экономической политики или каких-то неиспользованных резервов.
Власти Беларуси ожидают, что по итогам 2024 года ВВП вырастет на 3,8% к 2023 году, хотят ограничить инфляцию в пределах 6%. Международный валютный фонд и другие зарубежные структуры дают менее оптимистичные прогнозы. Наихудший прогноз – у Всемирного банка с ростом ВВП лишь на 0,8%, но даже «союзный» Евразийский банк развития ожидает роста ВВП Беларуси лишь на 2% за 2024 год.
Дмитрий Крук говорит, что на сегодня вялый рост – около 1% в 2024 году – выглядит как наиболее вероятный сценарий. Но в новых условиях риски рецессии, ценовых прыжков и финансовой дестабилизации достаточно высоки. С высокой вероятностью рано или поздно они состоятся. И если нынешняя ситуация затянется, они будут происходить регулярно – будет «жизнь от кризиса до кризиса», как было в 2008–2015 годах.
Алесь Новоборский / ЮК belsat.eu
