Правила диктуют «политические». Рассказываем о СИЗО № 1, где с 1825 года держат политзаключенных
СИЗО № 1 на Володарского в Минске в сегодняшней Беларуси – одно из наиболее известных мест заключения. С начала политического кризиса в стране после выборов 2020 года через Володарку прошли тысячи политических заключенных. Что из себя представляет столичное СИЗО на Володарского, какие там условия содержания и порядки? Об этом «Белсату» рассказали бывший начальник этого учреждения Олег Алкаев (мы разговаривали за неделю до его смерти) и политзаключенные, которых поместили туда силовики.
Пищаловский, или Минский тюремный замок – известное историческое здание в центре столицы. Сейчас это учреждение – Следственный изолятор № 1, он же Володарка. Каменный острог на месте старого здания построили в 1825 году. Именно здесь отбывали наказание такие политические узники, как Винцент Дунин-Марцинкевич, поэты-возрожденцы Карусь Каганец, Алесь Гарун и Якуб Колас. В ночь на 30 октября 1937 года в подвале сотрудники НКВД расстреляли 36 беларусских деятелей культуры, науки и искусства. С 1953-го СИЗО № 1– единственное место в БССР, где приводили в исполнение смертные приговоры.
Сейчас в СИЗО на Володарского держат и тех, кто ждет суда, и приговоренных к смертной казни.
Бывший начальник СИЗО № 1 Олег Алкаев рассказал «Белсату», что начал службу в этом учреждении 25 августа 1991 года:
«В первый же день я обошел все СИЗО. Мне показали все посты, которых там было 21, все камеры. Тогда содержалось 4,5 тысячи человек при лимите наполнения 2018 мест. Осужденных на смертную казнь было в тот момент 30-40. И эта цифра сохранялась примерно до 1997 года. В 1996-м я пришел туда начальником, и уже было около 50 человек, приговоренных к расстрелу. А количество арестованных в СИЗО стало меньше. Правда, стоит отметить, что уже работало СИЗО в Жодино. Число арестованных особо не зависело от политики. Ведь на самом деле более 90% задержанных – реальные преступники, уголовники», – говорил Алкаев.
Спецкоридор на Володарского
«Приговоренные к смертной казни раньше, да и сейчас, содержатся отдельно. Было 17 камер в наполовину подвальном помещении. Существует отдельный спецкоридор, куда никто не имел права входить. Там даже у прапорщика-контролера не было ключей. Он мог открыть только так называемые кормушки – небольшие окошки, через которые раздавали еду. Там действительно строгая изоляция. Даже если бы мне нужно было туда попасть, мог это сделать только с дежурным.
В общем, коридор закрыт на три замка. Один из них – электрический, второй – огромный железный замок, еще один – внутренний. Убежать оттуда просто нереально. Электрозамок можно отпереть только с пульта, по рации подается сигнал, чтобы отпереть камеру, и только после этого существует возможность открыть дверь. Действительно комбинированная система.
Там содержатся лица, которым терять просто нечего. Секунда промедления – и ею сразу же воспользуются. Были такие случаи, еще до меня, когда фиксировались попытки напасть на охранников со стороны осужденных на смертную казнь. Каждый день проводится так называемый технический осмотр. В течение часа проверяют заключенных, выводят их, просматривают камеру, простукивают стены. Даже если за ночь кто-то сделал подкоп, то не успеешь оттуда убежать», – отмечает бывший начальник СИЗО №1.
Истории побега из СИЗО
«Попытки побега, конечно, были. И даже успешные. В 1992 году заключенный, я даже фамилию помню, Ковзун, совершил побег. Причем сделал все акробатически, продумал все до мелочей. Никому ничего не рассказал. Ни с кем не поделился, а в камере же всегда есть люди, которые могут рассказать оперативникам.
Так вот, он молчал. Обрезал в шахматах донышко, из него выточил пробку. А в тюрьме – замки, имеющие широкий вход, ключ туда вставляют, и он там цепляется внутри. И вот заключенный сделал даже две пробки, одну из хлеба. И когда с прогулки их вели, он специально шел последний. И когда прапорщик хотел закрыть дверь, тот оттолкнул его, запихнул в замок пробку, а дверь закрыл. В итоге прапорщик с другими заключенными остался с одной стороны, а он – с другой, снаружи.
Прапорщик пытался открыть дверь ключом, но там была заглушка заключенного. Ее убрать уже нельзя. Потом он заглушил таким же образом еще одну дверь. А во дворе оперативники в то время держали такие длиннющие шесты деревянные, которыми они обрывали нитки, которые заключенные прокладывали из одной камеры в другую, чтобы переписываться. И этими шестами на 4 метра контролеры уничтожали нитки. А заключенный с помощью этого шеста, как спортсмен, запрыгнул на крышу корпуса. Новый корпус имел два этажа, а старый – четыре, а в одном месте был и один этаж.
И вот заключенный побежал по крыше и выскочил на крышу административного здания. Там площадь с башни простреливалась. Но в то время, если с одной башни стрелять, можно было попасть в гостиницу «Минск», а с другой башни можно было попасть в драмтеатр или в здание МВД. Поэтому все боялись стрелять. А заключенный за секунду пересек эту крышу, спрыгнул с высоты около 4,5 метров и оказался на улице. Это был успешный побег. Ловили его два месяца примерно, но в итоге поймали», – вспоминает Алкаев.
«При мне тоже была попытка побега, но там уже прапорщик применял оружие. Одного из заключенных ранили, пуля прошла навылет, а два других сдались. Это было, наверное, в 1999 году, в конце октября. Прапорщик попал в беглеца с первого выстрела с расстояния 150 метров. В результате заключенного через четыре дня выписали из больницы. Его прозвище было Боксер. Заговорщики вместе напали на прапорщика, забрали у него ключи, выскочили на крышу.
После того как я переехал в Германию, также два человека пытались сбежать из СИЗО. Они залезли на ограждение. Часовой увидел их и применил оружие. Причем стрелял с расстояния около 15 метров. В результате один погиб, а другой сумел спрыгнуть на улицу. Но тоже неудачно, ведь именно в этот момент в том месте проезжала патрульная машина с милиционерами. Они увидели, что человек спрыгнул с ограждения. Конечно, его мгновенно задержали и вернули отбывать наказание», – вспоминает бывший начальник Володарки.
Бытовые условия
Что касается бытовых условий, то раньше этот вопрос наименее беспокоил заключенных в СИЗО на Володарского. Олег Алкаев говорит, что осужденные больше заботились о том, чтобы получить как можно меньший срок:
«Заключенные в большей степени понимают, что они виноваты. Другое дело – политические заключенные. Для них, ни в чем не повинных, сам факт ареста довольно болезненный. А уголовники же думают о том, чтобы как более мягко с судьей договориться. Простой пример: уголовники никогда не пользовались услугами правозащитников. Никогда.
У меня были хорошие отношения с Гарри Погоняйло. Он чуть ли не ежедневно приходил, мы вместе заходили в камеры. Правозащитник предлагал заключенным свою помощь в юридическом плане. Но заключенные никогда не откликались на это. Они считали, что получат дополнительный срок».
Оружие для исполнения смертных приговоров
Пистолет для смертной казни Олег Алкаев хранил в личном сейфе. Поскольку время исполнения приговора никто не должен был знать, то хранить расстрельный пистолет в общей комнате для оружия было нельзя – о времени исполнения приговора будет знать дежурный. Поэтому пистолет постоянно был у начальника СИЗО. Этого не запрещал закон.
«Был пистолет Макарова, потом наган тоже был. Всего было три пистолета, – говорит Алкаев. – А выдавал я оружие первый раз по письменному приказу министра. А вот второй раз – по устному приказу, хотя прибыл адъютант. Но все равно я зафиксировал в журнале предоставление оружия. Возможно, министр не думал о письменном фиксировании, надеялся на простое исполнение приказа. Я за оружие отвечал, поэтому не было разницы, президент или министр отдает приказ: фиксировал все».
Журнал сохранен, он сейчас в безопасном месте. Благодаря журналу Алкаеву удалось доказать, что в момент исчезновения политиков у него не было расстрельного пистолета.
Володарка теперь – место для политических заключенных
С 2020 года СИЗО на Володарского стало местом, куда силовики помещают политических заключенных. Главный редактор издания «Новы час» Оксана Колб в этом году с 20 апреля и до 15 июня оставалась на Володарке в ожидании суда. Журналистка говорит, что ситуация в этом месте можно измениться стремительно, но в то время, когда она была в СИЗО, 60-70% узников были политические:
«Камера была заполнена полностью, но не переполнена. Правда, один человек был постоянно на полу на матрасе, так как не хватало места. То же было и в мужских камерах. Люди спали на полу, так как все камеры были заполнены, и, возможно, поэтому очень активизировались работы для введения в строй нового здания тюрьмы в Колодищах. Там, как говорят, будет около 10 тысяч мест. В целом большая часть политических – это тенденция с конца зимы этого года. И, глядя на то, сколько сейчас хватают людей, эта тенденция не только сохранилась, но и количество политических в камерах будет увеличиваться».
Кроме политических, сейчас на Володарке много задержанных за так называемые экономические преступления. Чуть ли не целыми фирмами хватают людей и требуют компенсировать потери государства. Еще одна группа, и довольно большая – это те люди, которых задержали по ст. 328 («наркотические статьи»). Среди них и несовершеннолетние, молодежь. В камере Оксаны Колб была 17-летняя девушка, которую взяли при «закладке». Минимальный срок для нее – 8 лет.
«В камере, где я была, из восьми человек шестеро были политические, а двое задержаны по наркотической статье, – говорит журналистка. – Поэтому известно, что условия существования в камере диктовали как раз политические. Более того, обычно бывают исключения, но те, кто сидят не первый раз, не сидят с «первоходами», как говорят. Насколько я знаю, задают тон в СИЗО на Володарского политические, именно потому, что их там большинство. А в колониях, конечно, большинство составляют уголовники».
Распорядок дня в камерах определяют «старшие»
Другой политзаключенный рассказал «Белсату», что в этом году в СИЗО на Володарского был несколько недель. За это время его переводили из камеры в камеру, он побывал в четырех разных. Политзаключенный говорит, что среди задержанных были не только политические.
В камерах в основном есть нормальные туалеты, можно помыться. Конечно, если в камере 24 человека, то все очень подробно расписано. Если прозеваешь свое время на санитарные нужды, то потом сделать это практически невозможно. Передачи принимали и передавали, есть и магазин, где можно приобретать продукты. Время за решеткой идет довольно медленно, его очень много. Но на Володарского существует довольно хорошая библиотека. Хватает книг, которые можно получить и читать. Почти в каждой камере есть шахматы, нарты, телевизор. Поэтому время проходит довольно интересно даже.
«Распорядок дня в каждой камере определяет «старший». Это человек, который больше всех сидит и имеет опыт не только тюремный, но и жизненные успехи. Чаще всего это старшего возраста люди с жизненным опытом. Если человек сидит более 6 месяцев в камере, а в прошлом он предприниматель, или какой-то руководитель, то высока вероятность, что он будет «старшим». Но это негласная такая должность. Это человек, который разговаривает также с теми, кто за «броней». Так говорят о дверях в камере и, соответственно, имеют в виду охранников и контролеров».
Что касается питания, то в основном пища съедобна. Утром каши, причем довольно хорошие, вкусные. А вот остальное вызывает вопросы. Супы можно есть, но уже с ужином сложнее. В общем, на Володарского питаются в основном из передач.
В зависимости от погоды каждый день один час отведен на прогулку во дворике. Конечно, если дождь, то подышать свежим воздухом и посмотреть на небо не получится.
Политических ограничивают довольно существенно. Каждый шаг, инициатива, чтобы облегчить себе жизнь за решеткой, воспринимается администрацией враждебно. По хозяйству работают в основном уголовники. Практически все задержанные за политику стоят на профучете, поэтому они могут предложить что-то, но администрация однозначно откажет каждому.
Николай Катков / АА /ИР belsat.eu
