В начале 1920-х годов Советская Беларусь должна была стать показательной национальной республикой. Взамен на уступки в культурной сфере и присоединенные новые области Минск демонстрировал полную преданность большевистской идеологии. Политика беларусизации, проводимая местными коммунистами с разрешения Кремля, действительно вводила беларусский язык в сферу образования и просвещения, однако исключительно ради того, чтобы распространять радикальную версию марксизма среди местного крестьянства.
Кроме того, «беларусский Пьемонт», созданный по приказу из Москвы, превратился в центр притяжения для беларусов, которые по Рижскому договору оказались по ту сторону границы. Тем самым были созданы условия для ведения «гибридной войны» против Польши. Существенную роль при этом играла советская пропаганда, которая постоянно напоминала о «панском угнетении», от которого страдал беларусский народ.
Образ Калиновского превратился в символ борьбы
Эту антипольскую риторику, как и общую концепцию беларусской истории, местные коммунисты во многом позаимствовали у деятелей беларусского национального движения. При этом всячески подчеркивалось, что если в восточной части Беларуси «панское» иго было сброшено, то в западной это еще только нужно было сделать. Неожиданно, однако, оказалось, что в истории Беларуси не так много национальных героев, которые бы соответствовали актуальной советской идеологии.
А потому, когда в 1923 году режиссер Евстигней Мирович поставил на сцене Беларусского драматического театра спектакль по собственной пьесе, посвященный Калиновскому, он вызвал настоящую сенсацию. Спектакль совпал с расцветом политики беларусизации. Фактически, это Мирович ввел в широкий обиход сбеларусизированную форму имени Константин – Кастусь, будучи причастен к романтизации его фигуры.
Вдохновленный пьесой, к образу Кастуся Калиновского обращается скульптор Александр Грубе. Кроме того, появляется ряд литературных произведений, посвященных издателю «Мужицкой правды». Так, поэт Алесь Гурло написал стихотворение «К. Калиновский» («К. Каліноўскі»), Анатолий Вольный – поэму, в которой, среди прочего, противопоставлял Калиновского Зигмунту Сераковскому, а А. Зименко в стихотворении «Западному брату» («Заходняму брату») призвал к освобождению беларусов в Польше и спрашивал: «Где Калиновский, где Кастусь?» («Дзе Каліноўскі, дзе Кастусь?»). Образ Калиновского стал одним из символов борьбы беларусского народа – не только против царской власти, но и против польской шляхты. Было лишь делом времени, когда он дождется воплощения в кино, которое, по советским идеологам, было «главным из всех видов искусства».
В тогдашнем кинематографе был большой спрос на исторические киноленты. В 1927 году, спустя десятилетие после прихода к власти в России большевиков, Сергей Эйзенштейн снимает фильм «Октябрь». Тогда же на экранах появляется почти пятичасовая биография Наполеона, снятая французом Абелем Гансом, а одним из лучших польских фильмов становится «Орленок» Виктора Беганьского, где главные герои ищут клад легендарного разбойника Яносика. В Советской Беларуси, где на то время фактически не существовало собственного кинопроизводства, первым беларусским художественным фильмом стала кинолента «Лесная быль» (1926) режиссера Юрия Тарича. Это была экранизация повести Михаила Чарота «Свинопас». Фильм анонсировался как «героико-приключенческий». Он рассказывал о беларусских партизанах, во время польско-большевистской войны сражавшихся против польских оккупантов.
«Кастусь Калиновский» стал шестой лентой производства «Белгоскино». Заказ на сюжет фильма исходил от правительства Советской Беларуси. Поскольку беларусских специалистов в образцовой советской республике не оказалось, снимать ленту предложили российскому режиссеру Владимиру Гардину (настоящая фамилия – Благонравов, 1877–1965). Гардин родился в Твери, в семье русского офицера. Окончил Второй Московский кадетский корпус (1894) и Киевские военные курсы (1896). После армии вместо службы в акцизном ведомстве выбрал театральную карьеру и быстро стал довольно известным театральным актером и режиссером.
Еще накануне Первой мировой войны Владимир Гардин начал работать в кино, где экранизировал произведения русских классиков Льва Толстого и Ивана Тургенева. После революции, за два года работы в Одессе и Киеве, он снял восемь фильмов, в том числе «Поединок», «Призрак бродит по Европе», «Атаман Хмель», а потому считался одним из основателей советского украинского кино. Именно такая активная творческая деятельность и привлекла к нему внимание руководства «Белгоскино».
Надо отметить, что еще раньше к событиям восстания обратились польские кинематографисты. В фильме Эдварда Пухальского «Год 1863» (1922) главные события восстания хронологически были вписаны между патриотическими манифестациями в Варшаве в 1861 году и выступлением Юзефа Пилсудского на Сасской площади. Но советские авторы ориентировались прежде всего на пьесу Евстигнея Мировича. Над сценарием работали А. Гольдман и специалист по истории восстания Ян Витковский (1888–1937). Однако режиссеру текст не понравился, и он активно взялся за переработку исторического материала по собственному усмотрению. Гардин создавал исторический боевик, превращая биографический фильм в приключенческую костюмированную киноленту с погонями и поединками.
Сам режиссер фильма позже отмечал, что его заинтересовал не исторический контекст, а возможность показать на экране «революционное пробуждение крестьянства, бурный поток событий, в котором растут вожди и рядовые участники восстания». Сюжет фильма вложился в семь частей: начинался он со сцены, в которой «паны-шляхта» с благословения католического священника собирают деньги на восстание. Во главе шляхты стоит граф Велькопольский (в другой редакции граф носил фамилию Скирмунт). Сын Велькопольского Стась возглавляет один из отрядов шляхты-инсургентов, тогда как дочь графа, ярая польская патриотка Ядвига, развлекается тем, что одевает свою собаку в мундир российского генерала.
«Верю – будет свободной Беларусь трудящихся, рабочих и крестьян!»
В это время российские казаки жестко зачищают беларусские деревни. Режиссер демонстрирует поведение карателей на примере есаула Тимофеева, который сперва выпытывает у деревенского мальчика, где его отец, чтобы потом убить последнего на глазах у сына. Муравьёв принимает парад, а Православная церковь молится за прощение грехов. Далее мы видим беларусских крестьян, страдающих от крепостного права. «Иго неволи царской России одинаково угнетало как российских и беларусских крестьян, так и польских хлопов», – сообщают титры. Появляется образ большого колеса, которое крутят угнетенные крестьяне под присмотром барина. После чего мы видим конный отряд крестьян во главе с Кастусем Калиновским.
Его встречают повстанцы вместе со Станиславом Велькопольским (он же – Скирмунт), бывшим коллегой Калиновского по Петербургскому университету, который борется против российских войск, но одновременно грабит крестьян. «Стась, ты воюешь не с теми, с кем надо», – говорит ему при встрече Калиновский. «У нас один враг», – не соглашается Стась, но Калиновский не соглашается: «Нет! Два врага – вы и они». Калиновский, который сперва помогает шляхте разбить казаков, в итоге сам вынужден спасаться от польских магнатов, пытающихся его схватить. Вместо этого в плен к крестьянам попадает Станислав Велькопольский, но ему удается сбежать с помощью его сестры Ядвиги, также бывшей знакомой Калиновского.
«Беги в Вильно, – говорит она брату. – Лучше Муравьёв, чем мужики Калиновского».
Тем временем каратели Муравьёва топят восстание в крови, расстреливая крестьян. В результате шляхта во главе с графом Велькопольским фактически переходит на сторону властей. На что генерал-губернатор во время аудиенции заявляет: «Словам не верю. Докажите на деле». Сам Калиновский, надев мундир российского офицера, в это время захватывает царскую казну. Он даже общается с Муравьёвым-Вешателем, который не узнает в нем храброго повстанца. Позже разъяренный генерал-губернатор объявляет его вне закона. Чтобы добиться прощения от властей, граф Велькопольский принимает в своем дворце российский гарнизон и организует праздничный прием для российских офицеров.
В ответ отряд крестьян берет штурмом дворец Велькопольских. Калиновский во время поединка убивает хозяйственного сына – Станислава. Однако подходят крупные силы карателей, и крестьянский вождь попадает в плен, а сами крестьяне – разбиты. Заканчивается фильм сценой казни Калиновского, которого везут через Вильно на Лукишскую площадь, где уже стоит эшафот. Перед смертью герой обращается к толпе: «Слышишь, Беларусь!? Верю – будет свободной Беларусь трудящихся, рабочих и крестьян!». В ответ звучат голоса: «Слышим!». Здесь Гардин фактически повторил гоголевского Тараса Бульбу. Последние титры сообщают зрителю о классовой сути восстания.
Кинематографический Калиновский одновременно борется против царских властей и польских магнатов. В экспликации к фильму режиссер представил его следующим образом: «Калиновский обладал необыкновенным умом, сильной волей и характером. Его нельзя было напугать или сбить с толку. Ему приходилось переодеваться то простым шляхтичем, то беларусом, то гвардейским офицером или простым польским крестьянином». Антагонисты главного героя представлены, наоборот, весьма скромно. Так, генерал Муравьёв – «тупой, ограниченный садист», Стась Велькопольский – «чванливый и мстительный», а его сестра Ядвига – «взбалмошная, переменчивая и слабовольная».
От беларусской студии к съемочной группе был прикреплен этнограф Иосиф Дыло, который некоторое время занимал должность заместителя директора Белгоскино и отвечал за беларусский характер будущих кинопроизведений. Гардин начал снимать новую ленту накануне премьеры своего очередного фильма «Поэт и царь», посвященного последним дням жизни поэта Александра Пушкина. В беларусский фильм были приглашены звезды российского кино. В главной роли Кастуся Калиновского снимался Николай Симонов, пани Ядвиги – Софья Магарилл, Марили – Татьяна Булах, Велькопольского (Скирмунта) сыграл В. Плотников, пана Старжинского – Борис Ливанов.
Ленинградская актриса Татьяна Булах, исполнявшая роль суженой Калиновского беларусской крестьянки Марыли, на несколько дней приехала в Минск, чтобы лучше понять свою героиню. Чуть ли не наиболее запоминающимся в ленте стал образ Николая Муравьёва в исполнении актера Кондрата Яковлева, выглядевшего очень похожим на известные изображения бывшего виленского генерал-губернатора. Причем в фильме присутствовала четкая киноцитата в виде ожившей карикатуры на Муравьёва, по случаю открытия памятника последнему в Вильно, где тот был представлен в виде собаки на цепи, облаченной в военный мундир.
Поскольку в Советской Беларуси в то время собственной киноплощадки не было, большую часть сцен снимали в Ленинграде в помещении бывшего театра «Кривое зеркало» (канал Грибоедова 90/2) и окрестностях. Гардин использовал петергофские фонтаны, присутствовавшие в его предыдущей киноленте, посвященной Пушкину, только сейчас здесь происходили не великосветские пиры времен царя Николая I, а танцевала мазурку польская шляхта. Кроме того, создатели фильма воспользовались тогдашними пейзажами столицы БССР.
Кстати, по условиям беларусской стороны, часть съемок должна была происходить в Беларуси. От этого зависело финансирование ленты со стороны «Белгоскино». В результате кадры, когда Калиновского везут для повешения, снимали на тогдашней улице Франциска Скорины, бывшей улице Косьмы и Дамиана, а площадь Парижской Коммуны в Минске превратилась в Лукишскую площадь старого Вильно (сегодняшней столицы Литвы – Вильнюса)! В последней сцене участвовали около полутысячи человек массовки. Сам режиссер позже с досадой упоминал «убогие домики» старого Минска. Зато, как кажется, не должно было возникнуть проблем с историческими костюмами.
Фильм вышел на экраны Минска в августе 1928 года и в течение двух недель собирал полные залы. Интересно, что фильм «Калиновский», возможно, за его четкий антипольский характер, приобрело литовское министерство обороны для показа собственным солдатам. Причем в конце киноленты на экране демонстрировали, как президент Антанас Сметона принимает военный парад в Каунасе! Советские же критики отнеслись к фильму неоднозначно. Они сетовали на большое количество батальных сцен и отсутствие на экране «героического восстания масс», вместо которого режиссер показал «забавные трюки артистов» в беларусской одежде. Кастуся Калиновского в исполнении Симонова сравнивали с американским актером Дугласом Фербенксом, известным по фильму «Робин Гуд» (1922).
Отмечали, что самой Беларуси на экране не оказалось. Обращали также внимание на то, что главный герой сильно напоминает типичного «батьку-атамана» времени Гражданской войны. А наиболее бдительные советские зрители даже почувствовали веяние «националистического душка». Последнее замечание сыграло исключительное значение. В начале 1930-х годов, сразу после того, как Иосиф Сталин решил покончить с беларусизацией, фильм официально объявили антисоветской «диверсией» беларусских национал-демократов, стремившихся сделать из ленты, посвященной вождю мелкопоместной польской шляхты, «праздник национальной культуры». Не забыли и о пьесе «Калиновский», которую автор был вынужден основательно переписать. Правда, в новом варианте она была поставлена только после войны Минским народным театром тракторного завода. По иронии судьбы, спустя десять лет после премьеры фильма «Калиновский» актер Симонов сыграет императора Петра I в одноименной ленте, открывавшей период так называемого сталинского исторического кинематографа.
Впереди зрителей ждали Александр Невский, Иван Грозный и Минин с Пожарским. История на экране советского кино окончательно превращалась в монополию идеологии.
Больше материалов о восстании и роли в нем Кастуся Калиновского вы найдете в новом выпуске исторического журнала Mówią Wieki, вышедшего при поддержке «Белсата».
belsat.eu / Авер
