Лукашенко уговаривает вернуться уехавших. Год назад он очень агрессивно угрожал, теперь практически упрашивает, обещает безопасность и иные блага. Выглядит это крайне нелепо. Но зачем он это делает?
Во-первых, очевидно, что план «добраться до каждого» не работает. Безусловно, судьба любого человека важна, но если все-таки посмотреть на статистику внимательно, то за 2,5 года силовым структурам удалось добраться не более чем до десятой части участников протестов. В самом начале работа шла легко, силовики «снимали сливки», то есть брали тех, кто особо не прятался. А дальше стало сложнее. Продолжение репрессий обходится дорого и громкость заочных судов никак не отменяет необходимости отвлекать огромные силы на бессмысленную и кропотливую деятельность. Это просто очень дорого обходится бюджету и конца краю расходам не видно, а хочется как-то завершить кампанию.
Во-вторых, хочется перевернуть страницу. Как бы ни было загнано в угол и деполитизировано сегодня беларусское общество внутри страны, сам Лукашенко на каждом официальном мероприятии проклинает и беларусских демократических лидеров за рубежом, и независимые средства массовой информации, и западных недругов, только и ждущих, чтобы руками полка имени Калиновского воткнуть ему нож в спину. Видно, что он – первый читатель и «Белсата», и «Зеркала», и «Нашей Нивы», и «Мотолько помоги!». Очень хочется ему снять страх. Хочется, чтобы всё это закончилось.
В-третьих, а чего он хочет для себя лично? Как ни странно, любви. Это парадокс, но истинным желанием человека, узурпировавшего власть, изнасиловавшего народ целой страны, является возвращение детского ощущения, что он хороший. Оно ведь было, и совсем, кажется, недавно, еще года этак три назад.
Какие бы события ни происходили ранее, как бы ни протестовала против ограничения прав и свобод, против очередных нечестных выборов узкая прослойка «демократической общественности», над всем этим всегда висело спасительное «народ меня выбрал», и это было правдой.
Да, каждые выборы кто-то пытался сопротивляться. Каждый раз Ермошиной приходилось привычно рисовать заранее заданные цифры, а международная общественность выражала «решительный протест» и «глубокую озабоченность». Но проходило буквально пару недель и всё вставало на свои места: народ привычно возвращался в русло ежедневных бытовых забот, а страны коллективного Запада начинали очередной раунд торгов.
И всегда-всегда внутри жила уверенность, что «вот этих вот» ну никак не более 10% населения, что если и пририсовала Лида какие 15-20% для уверенности, то это ж не имеет значения, ведь подавляющее большинство населения всё равно «за» – уж точно более 51%.
И вот пришел 2020-й. Хрустальный сосуд его иллюзий оказался разрушенным. Любовь закончилась, люди устали от бесконечной серости «стабильной», но бедной жизни.
И профсоюзы, которые обещали 16 августа «всенародную поддержку», а вместо этого не собрали и треть площади Независимости. И посещение МЗКТ с легендарным «застрелись, офицер!», и бесконечные ночи в поту – «а вдруг… завтра?» Ворвалась новая реальность. Народ, его народ, предал, ушел с другими.
Да, челядь всё так же преданно смотрит в глаза. Тут и Эйсмонт, и Качанова, и Тетерин, и все-все-все, готовые есть с руки, как Умка. Можно даже всегда вызвать Солодуху и он споет что-нибудь для настроения. Но даже песни Сашки, блистающего полным ртом искусственных зубов, все равно навевают неприятное. «Здравствуй, чужая милая, та, что была моей…» Где ты, милая?
Задушил народ репрессиями, загнал под лавки, заставил молчать. И даже схемку себе придумал, как «законно» править вечно. Не успокаивает.
Всё есть в стране – жестокость, страх, управляемость. Только любви больше нет.
И об этом знает и он сам, и те, кто на его стороне, и те, кто сидят по кухням, проклиная его, ожидая, «когда ж ты сдохнешь?!».
Поэтому и комиссия эта удивительная, и слова его постоянные, обращенные к уехавшим, об этом же: «Вернитесь ко мне, я буду хорошим». Но это ложь, это обещания психопата и садиста в самом простом, приземленном смысле этих слов.
Можно ли им верить? А с чего бы? Да, у большой части уехавших ностальгия, тоска по Родине, куда ж без нее. А вот с материальным положением все немного сложнее. Опросы фиксируют, что более половины из новой эмиграции уже достаточно благоустроены, и могут позволить себе долгосрочные покупки, а действительно серьезные материальные проблемы испытывают не более 5% уехавших.
Беларусы очень спокойны, интеллигентны, трудолюбивы. Они уже во многом социализировались, устроились на новом месте, нашли работу, отдали детей в детские сады и школы, учат язык, получают документы. Приносят заметную пользу странам, которые их приютили, пользуются благами более высоких социальных стандартов.
И куда ж он зовет их, своих «бывших»? Он зовет вернуться в страну с падающей экономикой, в которой более 40% доходов уходит просто на еду, где нужно клясться в верности и раскаиваться в не совершённых преступлениях. И в чем тут логика?
Приходится выбирать. На одной чаше весов – родные места, близкие, привычная социальная среда и предательство самого себя, на другой – боль от разлуки, серьезные социальные вызовы, но и (реально или потенциально) более высокий уровень жизни, качество будущего детей и, самое главное – самоуважение.
Редакция может не разделять мнение автора.
