«Три раза меня пытались убить в колонии». Вспоминает бывший политзаключенный Михаил Жемчужный
Бывший политический заключенный Михаил Жемчужный попал за решетку 23 января во время масштабного рейда силовиков против бывших политзаключенных и их родственников. После шести суток, проведенных в ИВС и в ШИЗО, был вынужден покинуть страну в связи с угрозой снова оказаться за решеткой. За 11 лет, проведенных в заключении, активиста трижды пытались убить.
Задержание было довольно жестким
– Как вас задержали?
– Мое задержание было неожиданным, но перед этим мне раз семь позвонили сотрудники милиции. Я знаю, что звонят с посторонних телефонов перед задержанием, поэтому я успел уничтожить все документы, компрометирующие нашу команду. И открыл дверь в чистом помещении, где они ничего практически не смогли найти. Задержание было довольно жестким. Открыв дверь, они мне в глаза направили прожектор. «Космонавты» прошлись по всей комнате, потом прошел обыск, перевернули все что могли. Обыск завершился задержанием КГБ города Витебска и допросом с пристрастием, с применением пыток. Теперь я пробыл в заключении два раза по 72 часа. Сначала по уголовному делу задержали, затем еще на 72 часа по административному. Но в связи с тем, что срок задержания в СИЗО закончился, меня выпустили без всяких обязательств куда-то явиться.
– Почему вы были вынуждены покинуть страну?
– Сразу после задержания я понял, что заведено уголовное дело в отношении команды диссидентов. В связи с тем, что уголовное дело предусматривало до семи лет лишения свободы, а я политический рецидивист, то понял, что из колонии я не вернусь. Поэтому единственная возможность продлить мою борьбу, войну с режимом, – это уйти из Беларуси и занять место в окопе с остальными нашими соратниками.
– С чем вы связываете свое задержание?
– С помощью осужденным, находившимся под следствием. Я постоянно носил им передачи, помогал во время судебных заседаний, записывал аудио этих заседаний. И так, во-первых, изучал методику привлечения к уголовной ответственности и, во-вторых, помогал чем мог и довольно эффективно осужденным по политическим мотивам.
«Курить не давали, это тоже достаточно болезненно»
– Всего вы пробыли за решеткой 11 лет. Первый раз уголовному преследованию подверглись в 2006-м, потом были осуждены в 2015-м – к 6,5 годам колонии, после этого как осудили руководителя площадки «Платформ Инновейшн» Андрея Бондаренко. Вы вышли на свободу уже после президентских выборов, 19 февраля 2021-го. Что вы чувствовали, когда сидели? Знали ли, что происходит в стране?
– Нам задержанные по этапам оперативно доставляли информацию, может, даже быстрее, чем она в СМИ попадала. Мы смотрели и слушали радио между строк, поэтому оперативно реагировали, поддерживали протесты. И по всем колониям были забастовки, которые были потом жестоко прерваны.
– Как вы можете сравнить условия содержания и отношения к вам сейчас и тогда, в 2015 году? Что изменилось?
– Сейчас, когда меня задержали, я был в ИВС. Это отличается от следственного изолятора и содержания в колонии, поэтому сравнить достаточно сложно. Отношение ко мне со стороны администрации следственного изолятора было очень сдержанное. Страдали все остальные сокамерники, так как проходили постоянные обыски – и днем, и ночью: не давали нам ни матрасов, ни одеял, мы спали на голых нарах, на железе. Страдали и сокамерники, задержанные за бандитизм. Курить не давали, это тоже достаточно болезненно.
– Если в 2020-м, 2021 году вы еще сидели за решеткой, менялись ли каким-то образом условия и отношение к вам?
– Да, менялись. Во-первых, срок был специально предназначен для того, чтобы я не попал на эти президентские выборы. До выборов условия содержания были довольно жесткие для меня и других политзаключенных. Когда начались протесты, администрация колонии очень испугалась, что могут прийти к власти наши соратники. Режим стал намного мягче, они боялись настроить против себя заключенных. Часть конвоя направили давить протесты в Минск, поэтому в колонии оставалось незначительное количество сотрудников, они не выходили одни на территорию колонии, старались избегать контактов с заключенными.
– Каким образом можете охарактеризовать условия содержания во время этих шести с половиной лет?
– Условия содержания были очень жесткие, так как я был единственный политический заключенный в то время. В связи с этим было ограничено финансирование спецслужб кредитом с малым процентом за счет Международного валютного фонда. Меня пытались принудить к тому, чтобы я признал свою вину и отрекся от политических требований. Но я выдержал все репрессии и считал своим долгом хоть таким образом ограничить финансирование преступного режима в Беларуси.
«Меня практически лишили витаминов, передач и писем»
– Какие испытали репрессии во время заключения?
– Три раза меня пытались убить в колонии… Но я понимал, что будут такие действия и был подготовлен. Меня практически лишили витаминов, передач и писем. Но я активно сопротивлялся, всячески обжаловал это в прокуратуру, в суд. В итоге одержал победу, так как начальника колонии Лопатко отправили на пенсию, так как тот не сумел добиться поставленной цели – заставить меня отказаться от политических убеждений и признать вину.
– Можете рассказать подробнее об этих попытках убийства?
– Первая попытка была с помощью отравленной еды. Я работал в науке и знал на вкус реактивы, с которыми работал. Я сразу определил, что в пище большое количество щелочи. Щелочь вступает в реакцию нейтрализации с кислотой желудка и таким образом пища перестает перевариваться. Она начинает загнивать внутри и за счет выделения большого количества газов внутренности у человека начинают выходить наружу через рот. Я наблюдал это в соседних камерах. Там тоже были смертники так называемые. И я, конечно, тут же потребовал экспертизу проб пищи. Заказал в облисполкоме Горок проверку блока питания в колонии. Санэпидстанция установила факт отравления и навела порядок. Правда, потом прокуратура все материалы и признание меня отравленным убрала из открытого доступа. Таким образом, дело не получило развития.
Второй раз – меня хотели застрелить якобы при попытке побега. Оперативник с оружием вывел меня на контрольно-следовую полосу. И сказал, что при нападении на него он будет защищаться и стрелять при моей попытке перейти эту контрольно-следовую полосу. Но я это с юмором воспринял, так как, во-первых, в колонии запрещено носить огневое оружие. Я так полагал, что там кобура была пустая. Во-вторых, меня должен сопровождать конвой, а не один оперативник, причем за пределами территории колонии.
И третья попытка – это стандартная сделанная в колонии неоднократно возможность вскрыть человека во время душа. Там есть специальная калитка вне камер видеонаблюдения, команда может зайти в штрафной изолятор и незаметно пройти в душ, вскрыть и дождаться пока, человек погибнет, сделать это в виде суицида. Я был готов к этому, меня предупредили, так как за месяц до освобождения другого заключенного тоже вскрыли, он не дожил до того, как его перевяжут, погиб прямо на носилках. И как только во время душа отключился свет, я понял, что могут быть неприятности. Я занял место у двери и подготовился к активной обороне. Но, судя по всему, за мной наблюдали, проникнуть в душ не решились, так как я человек спортивный, подготовленный. И, естественно, если бы кто-то туда зашел, то вряд ли обратно бы все вышли. Я был готов защитить свою безопасность.
Скрыть смерть в местах лишения свободы невозможно
– О ком вы говорите, что не вышел из тюрьмы?
– Один заключенный, боровшийся с режимом, тоже был в ШИЗО. Его за месяц до освобождения вскрыли в душе. Мне об этом сообщили, подготовили заранее, так как было очень много сочувствующих политическим заключенным среди бандитов. Мы дружили и помогали друг другу.
– Известно ли имя этого политзаключенного?
– Нет, имя неизвестно, но скрыть смерть невозможно в местах лишения свободы, можно хронологически это дело расследовать. Имя мне не сказали, просто сообщение, что такое было.
– Известно ли, в какой день это было?
– В какой день, я не могу сказать, но это было в 2019 году, когда я был в штрафном изоляторе. Меня сразу предупредили, что такое может быть, как только я туда попал, поэтому я был всегда готов к любым неожиданностям.
– Неизвестно, в каком месяце убили этого политзаключенного?
– Это было лето, но какой заключенный это был, политический или просто протестующий, такие тоже бывают, которые протестуют против режима содержания колонии, не скажу. Я думаю, люди, которые сидели одновременно со мной в этой колонии, в штрафном изоляторе, прекрасно этого человека знают, и в случае расследования сообщат, кто это такой. Связи у меня с моими сидельцами, сокамерниками поддерживаются до сих пор.
– В какой колонии это произошло?
– Колония №9 в Горках. Там в основном все репрессии были, в остальных колониях мне особых претензий никто не предъявлял. Когда я стал экстремистом, когда на меня повесили желтую бирку, именно в этой колонии и начались активные преследования, как со стороны администрации, так и со стороны так называемых блатных, особенно одного из них. Но его достаточно жестоко наказали за то, что кидал мне предъявы и пытался избить в санчасти. Это категорически запрещено «по понятиям».
– В каких годах были попытки вас убить?
– Это было в 2019–2020-е. Когда начались протесты, это прекратилось. Ко мне с опаской стали относиться, так как я там был достаточно известным человеком, меня вся колония знала и заключенные уважали мою позицию. Поэтому в случае каких-то репрессий против меня заключенные могли подняться на протест всей командой. У нас это принято – один за всех и все за одного. Люди, сидящие в штрафном изоляторе, очень сплоченные. Когда кого-то там начинают избивать или репрессировать, все ШИЗО начинает стучать в двери, ломать мебель до момента, пока тот, кто попал под давление, не сообщит всем, что его никто не трогает, конфликт улажен и сотрудники ШИЗО прекратили репрессии.
«Был готов бороться до конца и за жизнь, и за свободу беларусов»
– Почему были эти попытки вас убить?
– Думаю, от меня как единственного политзаключенного в Беларуси хотели избавиться и не дать этому огласки, так как меня постоянно держали в ШИЗО, и в них «списать» осужденного гораздо легче, чем охраняющую его собаку. Глядя на то, как подготовлена эта система суицида или имитации суицида в колонии, меня могли неоднократно нейтрализовать, то есть убить, и это по приказу могло быть сделано в любой момент. Я, садясь в колонию, прекрасно понимал, что меня и на свободе могут убить, и в колонии в любой момент. Я был к этому готов, но суицидом я не собирался заканчивать свою жизнь. Я был готов бороться до конца и за жизнь, и за свободу беларусов.
– Почему вы решили рассказать об этих попытках вас убить?
– Чтобы подготовить других заключенных и их адвокатов, что это может происходить. Это дикость, которую я испытал на себе. Я даже не представлял, что такое может быть, но я убедился, что это существует, что это заранее подготовлено. Сделаны специальные двери вдали от камер видеонаблюдения, туда можно проникнуть совершенно незаметно. Я сделал выводы, что это вполне реально и к этому давно подготовлена наша пенитенциарная система.
– Доходят сведения о гибели наших политических заключенных, каждый раз слышим о новых убийствах. Почему так происходит?
– Это продолжение той самой системы репрессий, которая и ко мне была применена в свое время. Любая попытка имитации суицида могла закончиться моей гибелью. Вероятно, в эти ловушки попали и другие политзаключенные, которые к сожалению, как говорят, погибли при исполнении своих обязанностей. У меня большой опыт, я 11,5 года был в местах лишения свободы. Я был ко всему готов, я знал, на что способны блатные, сотрудничающие с администрацией, и оперативники как себя ведут, поэтому со мной достаточно сложно было осуществлять свои цели. Я не молчал, я всегда опротестовывал это в прокуратуру, писал заявления и в суды.
– Вы довольно долго оставались в Беларуси. Чем занимались все время?
– В Беларуси я активно занимался правозащитной деятельностью: посещал все суды политических заключенных с 2021 года, записывал аудио, чтобы потом можно было предъявить претензии к следствию.
– Планируете дальше заниматься деятельностью в сфере прав политзаключенных?
– Безусловно, это моя основная цель. Здесь у меня руки развязаны и за мною никто не наблюдает, и я буду всеми силами осуществлять предыдущую деятельность. У меня большой опыт, и я уже приступил к этому. Я здесь консультирую тех, кто покинул Беларусь вынужденно. Мы вместе здесь боремся за будущее нашего народа, за будущее нашей страны и, безусловно, победим.
Анна Русинова / Авер belsat.eu
