Ольга Гордейчик беседует с исполнителем главной роли в фильме «Белсата» «Кастусь Калиновский. Последние дни»(премьера вскоре), актером Национального академического театра имени Купалы Романом Подоляко.Актерская судьба моего сегодняшнего гостя можно назвать счастливой: несмотря на довольно молодой возраст, он играл в двух спектаклях по произведениям Адама Мицкевича, имел отношение как к государственным, так и частным театрам, а также к «новой белорусской» драматургии, а также – создал собственное радио. Роман Подоляко родился в Минске. Учился в Коласовском гуманитарном лицее и Академии искусств. В театре работает с 2002 года. Играл Йоланда в «Translations» Б. Фрила, Франца в постановке «Не мой» по А. Адамовичу, отца Уэлша в спектакле «Сиротливый Запад» М. МакДонаха, Графа в «Пане Тадеуше», Тригорина в «Чайке». Играл ведущие роли в независимых работах: спектакли «Дзяды» по А. Мицкевичу и фильме «Жыве Беларусь».– Среди гостей моей студии были представители актерских династий, которые говорили, что знаменитая фамилия зачастую помеха, а не помощь в профессии и карьере. Вы родом не из актерской, а из спортивной семьи. Как выглядел ваш путь в актерство и почему вы его выбрали?– Несмотря на то, что мои родители действительно спортсмены, меня в три года отвели в театральную студию – и тем самым определили мою судьбу. В принципе, я потом сделал паузу, когда мне было уже 16 лет, чтобы подумать: стоит ли продолжать на профессиональном уровне, но… Это наркотик. От него просто так не избавишься. Думаю, ой, пойду поступлю в театральный… Ты выбираешь в жизни ту профессию, которая тебе дает много удовольствия. Я пытался также заниматься профессиональным спортом – и это что-то подобное, потому что ты борешься с собой, борешься с какой-то ситуацией, но искусство перетянуло.– Знаю, что вы происходите из белорусскоязычной семьи, а это не частое явление. Расскажите об этом.– Иллюстрация по поводу того, что в различных сферах деятельности хватает белорусскоязычных. Мой отец – спортсмен, но с детства приучил нас слышать от него белорусский язык. Говорить нас он не заставлял, но когда мы с сестрой подросли, родители отдали нас в белорусский лицей – и это был классный уровень.– Вам дважды повезло с Мицкевичем: вы играли Графа в «Пане Тадеуше» на Купаловской сцене и Густава Конрада в «Дзядах», независимой постановке частного театра «Ч». Это две кардинально разные площадки, рассчитанные на различные аудитории, в результате мы увидели два абсолютно разных спектакля. Как вам работалось, и в чем чувствовалась разница?– Да, спектакли получились совершенно разные. Все-таки это два разных принципа работы. В «Дзядах» мы действительно что-то искали. И может, с точки зрения профессиональных режиссеров это был детский сад, потому что мы искали, мы не боялись ошибаться как команда актеров и режиссеров. Диктата режиссера не было. И это заставляло каждый раз готовиться, потому что ты не просто актер, а соучастник постановочного процесса.– А в государственном театре – диктат режиссера? Или я упрощаю?– У нас – да, безусловно. Потому что господин Пинигин сам в этой студии говорил, что он имеет такое желание и хочет сделать театр так, как он это понимает. Безусловно, он полностью владеет ситуацией, на репетициях и так далее. Иногда мне кажется, что можно было больше доверять актерам и найти ту степень «диктаторства», которая бы не ограничивала естественности актеров, их «органичности». Может, конечно, в определенных ситуациях нужно и побороться с актером, и зайти в какой-то конфликт, и это нормально. Но я знаю, что чем большее доверие к актеру, тем больше он открывается. И вот этот ключик, мне кажется, можно искать еще.– С афиши Купаловского театра исчезли спектаклм «Translations» и «Сымон-музыка». Что случилось?– Есть такая теория, что не надо просвещать зрителя, а пусть он приходит и отдыхает. Я с этим не соглашусь, поскольку театр сам задает степень профессиональности.– Планку?– Конечно. Нужно, чтобы люди сами тянулись к этому. И теперь меня оспорят: что кризис у нас, что нужно зарабатывать деньги, что у театра есть планы, и нужно собрать столько-то залов… Я хочу сказать только одно: нужно, чтобы каждый спектакль был событием. Я не знаю, как это сделать. Событием в различных смыслах: культурным событием, событием в самом театре, событием для актеров… Надо выходить за пределы просто продукта.(…)– А может, театр готовит нам что-то, а мы и не знаем?– Я про все сам из ваших программ узнаю. Тут обещали нам «Две души»… Ну, будем смотреть…– Есть примеры у вас, где это произошло?– Нет, я просто хотел бы, чтобы так было.(…)– Вы имели отношение и к классической, и к так называемой «новой» драматургии – в частности, это спектакль «Тата» по пьесе Дмитрия Богославского. Скажите как актер: как ощущается на коже новая драматургия? Что это такое вообще?– Я вообще очень скептически отношусь к новой драме. Это такая мода, пришедшая с востока, из России, мода на раскованность, принцип «театр.док», свободное применение, скажем, ругательства на сцене… В России они усвоили по-своему эту культуру, а вот к нам она пришла через их усваивание. Вы же знаете, что по-белорусски не пишется новой драмы. Может, считанные единицы пишут по-белорусски.– А может та сцена больше может вместить, и они на нее просто ориентируются?– А они пишут, чтобы продать? Знаете, если бы Чехов писал и думал, как бы это написать, чтобы более ловко продать, ничего бы у него не получилось. Я к чему? Что новая драма – она должна родиться здесь, в Беларуси. Своя. Со своими обстоятельствами, героями, сюжетами.(…)Далее в программе: Может ли театр быть просветительским и актуальным одновременно? Чему учит Купаловский? Актер и гражданская позиция: как тут не бояться? Радио «Прудок» с рассказами Дядьки Горвата – новое хобби Романа Подоляко. Сто процентов белорускости, и только один ди-джей.
