Историки десятилетиями спорят о событиях 1939 года. А что говорят свидетели? Доктор исторических наук Александр Смоленчук собрал под одной обложкой 106 разговоров с жителями Западной Белоруссии, которые помнят «первые Советы» 1939-1941 годов.
В Гродно прошла презентация сборника устных воспоминаний «За першымі саветамі. Польска-беларускае памежжа 1939-1941 гг. Ва ўспамінах жыхароў Беларусі» («За первыми советами. Польско-белорусское пограничье 1939-1941 гг. В воспоминаниях жителей Беларуси» – Прим. переводчика).
Рецензент издания, профессор Александр Кравцевич, назвал сборник уникальным источником, требующим анализа и критического подхода.
В книге нет идеологии, авторских оценок, лишь воспоминания живых людей-свидетелей. Рассказывает Александр Смоленчук.
«Мужчина – готовая «контра» для органов»
Когда я только начинал заниматься устной историей в конце 1990-ых, то часто сталкивался со страхом. Люди боялись, когда понимали, что не просто делятся воспоминаниями, а их записывают. Сейчас этого практически не бывает. Отказываются разговаривать очень редко. Интересно, что чаще всего отмалчиваются мужчины. Женщины чувствуют себя как-то легче и свободнее. Объяснение на самом деле очень простое: если в деревне кого забирали, то чаще всего мужчину. Мужчина – это готовая или потенциальная «контра» для органов.
«Родители не делились с детьми, но дети ловили мысли»
Память – это не когда что-то положили в сейф 80 лет назад и закрыли. Память – это процесс. Когда сталкиваемся с оценкой событий, то это не только мысль, скажем, Елены Новик, которой в 1939-м было 12 лет, но и оценка ее родителей, которых уже нет. Пусть родители не делились с детьми, но дети ловили мысли и учитывали. Это коллективная память. Я далек от мысли, что в книге описана некая объективная историческая правда. В книге собрана память поколения.
«Отшлифованная память для школьников»
Как-то я пошел записывать разговор с ветераном. Его память была отшлифована и сформирована для рассказов школьникам. Знаете, я пытался его сбивать, провоцировать, переводить разговор, но у меня ничего не получилось. Он повторял только то, что пересказывал школьникам на встречах десятки лет. С нашей книгой все по-другому. Нет детей, которым нужно рассказывать о победе. Нам интересна жизнь человека.
«Ты что, онемела, Маня? Я же твой брат!»
Есть разница в воспоминаниях тех, кто жил при самой польско-советской границе, и тех, кто жил дальше: в окрестностях Новогрудка или Гродно. Те, кто жил дальше, сначала радовались в 1939-ом: «Наши идут, свои, к лучшему что-то изменится!» В приграничных селах никакой радости не было. Что такое тогдашняя граница? Люди косят сено, например, а рядом колючая проволока. Видят друг друга, пытаются переговариваться. С польской стороны кто-то кричит родственникам, а те не отвечают: «Ты что, онемела, Маня? Я же твой брат!» А те, в БССР, даже ответить бояться, потому что арестуют за контакт с польскими шпионами».
«Польские газеты писали о ГУЛАГе, а люди не верили»
На тех, кто жил дальше от границы, действовала советская пропаганда. Польские газеты писали о ГУЛАГе, о Сталине, о голоде. А люди не верили: «Не может быть Россия такая бедная! Сталин – великий человек!» Это понятно, потому что белорусы в тогдашней Польше не чувствовали себя гражданами первого сорта. Отрезвление пришло в 1939-ом, когда начали возникать вопросы. Почему убивают и не несут ответственности? Почему вывозят? Почему начальниками становятся те, кого деревня не уважает и не ценит?.. Но было уже поздно.
Год начала войны – тест на западника или восточника
Спрашивают, почему нет воспоминаний со стороны БССР. А потому, что на той стороне люди ничего не замечали и не испытывали. Говорят: «Были у нас военные, а потом ушли все…» У нас даже такой тест был, чтобы узнать, где человек родился. Спрашиваем: «Когда началась война?» Если из Восточной Беларуси человек, то скажет, что в 1941-ом. Если с Запада – то в 1939-м. Встретили под Гродно в Сопоцкине дедушку, а он говорит: «В 41-ом началась!» Спрашиваем, откуда он. «Из Могилева!» Все ясно… Это очень четкое разделение.
«Наши пошли Польшу освобождать… от поляков»
Однажды задали вопрос восточнику о событиях 1939-го года, мол, что тогда произошло. Говорит: «Наши пошли Польшу освобождать!» Спрашиваем: от кого? Тот задумался и говорит: «От поляков…» И сам смеется.
Более 20 воспоминаний в книге принадлежат этническим полякам. Разумеется, никакой радости у них не было, что идут советы. Понимали, что разрушается государство, мир, все! Один дедушка интересно сказал: «Поляки нас 20 лет полонизировали, но ничего не получилось. Советы нас полонизировали за один месяц!» К чему это? При советах люди почувствовали, что польское государство было ценностью и жилось там не так и плохо.
Какие советы лучше?
Как-то спросил, какие Советы лучше: первые, которые были в 1939-м, или вторые, в 44-м? Человек говорит: «Первые». Почему? Потому что скоро отошли…
Сегодня историк может работать в архиве, писать о воссоединении с точки зрения современного государства. А для обычных людей, переживших XX век, государство не является сверхценностью. Для них главное – человеческая жизнь. Поэтому именно устная история очень хорошо прочищает мозги.
Алесь Киркевич, фото Василий Молчанов Belsat.eu
