«Белсат» публикует фрагменты неизвестных ранее воспоминаний наших тогдашних сотрудников, которые 19 декабря 2010 года по работе или по совести вышли на Площадь и были задержаны.
Змицер Саука
В 2010 году – руководитель языковой службы канала и автор и ведущий программы «Моўнік»
Избирательная кампания проходила в атмосфере либерализации. Такой свободы деятельности в Беларуси не было никогда. То, что девять кандидатов с легкостью собрали по 100 тысяч голосов, нужных для старта в выборах, свидетельствовало о том, что люди подписывались за всех, только не за Лукашенко. В день выборов я встретил вечером знакомого, который пошел на избирательный участок пару минут до закрытия. Там он увидел, что все его соседи были отмечены как проголосовавшие. Хотя раньше каждый говорил ему, что не пойдет голосовать, потому что нет смысла участвовать в этом фарсе.
В воскресенье 19 декабря с самого утра у меня было странное ощущение, что меня посадят. Поэтому я разделил обязанности между своими сотрудниками, чтобы они могли работать, когда я буду в камере.
Перед походом на Площадь я хорошо поел, чтобы не быть голодным. Из карманов достал все ненужные и ценные вещи. Тепло оделся. Одежду выбрал такую, которой не будет жаль, если ее порвут или испачкают.
Также взял с собой паспорт, чтобы меня могли сразу идентифицировать. Положил немного денег в карман, оставляя кошелек дома. Взял с собой мобильный телефон, но на Площади он не понадобился, поскольку власти отключили связь.
Когда под зданием правительства я увидел, что «космонавты» отрезали дорогу ровно по линии с Лениным, то понял, что сегодня домой не вернусь.
Я не пытался пробиться через их сомкнутые ряды, вел себя мирно. Я знал, почему сюда пришел. Я ничего не украл и никого не обидел. Какая была моя вина? Где в конституции или уголовном кодексе написано, что такие действия запрещены и наказываются лишением свободы? Так я размышлял, когда был окружен вооруженным до зубов спецназом.
Меня посадили в автозак. Там уже было множество задержанных, которые рассуждали так же, как я.
За 15 дней ареста я написал 50 страниц диссертации. На свободе трудно оторваться от ежедневных занятий и сконцентрироваться на докторской работе. Здесь времени было много. Правда, я должен был все писать по памяти, так как не имел доступа к литературе. Позже приятель сказал мне, что я был как Бронислав Тарашкевич, который перевел по памяти «Пана Тадеуша» на белорусский язык, когда сидел в польской тюрьме в 20-ых годах. Таким вот образом я приблизился к Тарашкевичу.
Позитивной стороной этого нелепого заключения считаю то, что во время него я похудел. На ужин приносили рыбные хвосты и гнилую квашеную капусту. Хлеб, который выпекали в тюремной пекарне, имел мало общего с тем, что продается в магазине. Решил лучше не есть, чем получить болезнь пищеварительной системы.
Не скажу, что сильно страдал за решеткой, но это не был курорт. Мне было бы легче, если бы я знал о всех тех добрых людях, которые звонили моей семье со словами поддержки.
Я не сидел зря. Возмущение в стране очень большое. Обычным людям надоело вранье и аморальность руководителя страны.
Но нужно еще подождать, это страдание за то, что мы так легко получили независимость в 1991 году. Нам ее дали, когда другие за нее боролись. Должны еще немного потерпеть, чтобы Беларусь была свободной.
В 2016 году Змицера Сауки не стало.
Тимофей Касперович
В 2010-м году – оператор и монтажист канала
В день выборов у меня был выходной. В редакции никого не было в связи с нашей безопасностью. Операторы высылали съемки из домов непосредственно в варшавскую редакцию, где монтировали готовые материалы.
Мы вынесли из редакции всю аппаратуру – и угадали, так как через два дня после выборов неизвестные вырубили топорами редакционные двери. Там была только 20-летняя печатная машинка с запиской: «Специально для вас!».
Вечером я выполнил свой гражданский долг, то есть вбросил бюллетень в ящик, и пошел на Площадь как обычный гражданин, которых хотел выразить свою позицию.
Когда я туда дошел, то разочаровался, потому что увидел там немного людей, но когда люди начали идти в направлении Площади Независимости, то сделалась многотысячная толпа.
Помню, что я удивился, потому что белорусы – скорее умеренные люди. Видимо, ситуация в стране сильно их прижала.
Атмосфера была очень позитивная. Люди скандировали лозунги: «Жыве Беларусь!» и «Уходи!».
В определенный момент я пошел на вокзал в туалет. Когда вернулся, то увидел, как спецназ разгоняет людей.
Встретил подругу. После того, что случилось, мы решили пойти в бар и выпить. Мы отошли довольно далеко от площади и в определенный момент оказались перед рядом милиционеров со щитами. Спросили их как пройти дальше и услышали: «Ждите». Через пару минут с другой стороны подошла другая группа со щитами и плотно окружили нас и еще несколько десятков человек. Мы услышали команду: «Пакуй!».
В милицейский автобус запаковали, среди прочих, оператора российского ТВ и журналиста «Газеты Выборчей» Анджея Почобута. Однако половину составляли люди, которые возвращались из ресторанов и баров. Они не понимали, что произошло. Среди них были даже те, кто голосовал за Лукашенко.
Следующие двое суток я был поочередно в автозаке, отделении, автозаке, изоляторе на Окрестина и в суде, где мое дело рассматривали две минуты. Потом опять автозак, который отвез нас на Окрестина.
В автозаке был рецидивист, который в субботу вышел на свободу после 2,5 лет в тюрьме, а в воскресенье его задержали. Был парень, который подбросил на своем автомобиле одного из кандидатов, Григория Костусева. Его посчитали его водителем и приговорили к 12 суткам. В камере он говорил, что больше в жизни никому не поможет. Был ветеран афганской войны, получивший 12 суток. Он три раза проехал рядом с площадью, потому что поехал на вокзал встречать жену, а она не приехала первым поездом. Через два дня к нему постучали: номера машины зафиксировали городские камеры.
Через двое суток, когда мы наконец оказались в тюрьме, то получили первую пищу.
Когда сидишь, худшее то, что нечем заняться. Пытаешься как можно больше спать. Расписание дня определяют завтрак, обед и ужин.
Хуже всего в камере было некурящим. Мы старались курить меньше, но сигареты были в каждой передаче – даже для тех, кто не курит. Можно было открыть папиросный магазин.
На свободу вышел за пару часов перед Новым годом. Нас посадили в автобус и по одному выпускали на остановках, чтобы не дать возможности семьям и друзьям встретить нас перед тюрьмой: это были сотни людей, если бы все пришли к тюрьме, образовалась бы демонстрация.
Новый год встретил с семьей. Родители сказали, что вернулся 1937 год.
Татьяна Бубликова
В 2010 году – корреспондент канала в Минске
Мой жизненный путь определяет журналистика. Все началось в школе. Когда мне было 14, мы с другом основали газету. Нас заметили, когда после выборов «Мисс лицея» мы написали критическую статью о демократичности ее избрания. В тексте был тезис, что выиграла девушка, которая должна была выиграть, а не та, за которую голосовало большинство учеников.
Хотя тираж был 14 экземпляров, мы вызвали в школе бурю, нас вызвали на коврик к дирекции школы. На нас накричали и запретили писать глупости.
На журфак не пошла, чтобы не тратить время: в государственном университете главным предметом для журналистов была идеология. Я закончила белорусскую филологию.
Со временем стала корреспондентом «Белсата» в Гомеле.
В 2010 году я захотела проверить свои силы в столице и переехала в Минск. Начиналась президентская кампания, журналистской работы было все больше. На съемки с оператором выезжала пару раз в день. Мы работали как будто имели аккредитацию: такова была оттепель!
Переезд был хорошим выбором. Моя семья не была довольна с моей профессией. Они считали, что это просто опасно – работать не в соответствии с государственной линией. Неделю перед выборами бабушка ежедневно звонила и просила: «Танечка, ты только туда не иди!».
19 декабря мы посетили несколько избирательных участков, потом сделали уличный опрос и пошли работать на Площадь.
После атаки на здание правительства, которая, вероятно, была провокацией со стороны властей, начал работать спецназ. Милиционеры били дубинками всех без разбора – в том числе женщин и журналистов. Моему оператору в тот день разбили две камеры.
Во время зачистки площади от демонстрантов, я испугалась. В голове были мысли пойти уже прочь, но как журналистка я хотела все увидеть. Мне дали 10 суток.
В камере №10, куда я попала, были две журналистки, фатограф, менежер косметической фирмы, библиотекарь, девушка из рекламного агентства и психолог. Никто из моих сокамерниц не пошел на площадь, чтобы поддержать кого-то из кандидатов. Они пошли туда, чтобы поддержать всех, кто протестовал против шестнадцатилетней оккупации Беларуси. Мы пришли к выводу, что остаться в тот день дома было бы неприлично.
В камере горел слабый свет. Не было зеркала. Туалет был без дверей.
Мы говорили о политике, парнях, о жизни в целом.
Наших охранников мы оценивали с точки зрения привлекательности. С несколькими мы даже наладили контакты. В изоляторе у нас забрали бюстгальтеры. Через одежду просвечивали наши соски. Мы начали флиртовать с милиционерами, и на четвертый день они уже передавали наши записки в другие камеры. Они приносили нам чай, кофе и даже сушеную рыбу. Им было нас жалко.
Раз в день нас водили на прогулку во дворик с решеткой наверху. Там было много снега и мы лепили снеговиков в виде Лукашенко – с лысиной и усами.
Мы стали очень близкими. Спали прислонившись друг к другу. Гигиенические нужды делали без стыда – иначе было нельзя.
Ни одна из девушек в камере не плакала.
Я уже взрослая девушка и думала, что в таком возрасте не буду иметь очень близких и искренних друзей. В камере №10 я встретила женщин, с которыми бы хотела видеться регулярно – и мы встречаемся в кафе или у кого-то дома.
Записал Януш Гаврилюк/ДД/ИР
