Авария на военном заводе «Кристалл» в российском Дзержинске стала неожиданной иллюстрацией к показу американского сериала «Чернобыль» – одной из самых популярных премьер последнего времени.
Сами фотографии Дзержинска в момент взрыва – будто кадры из этого трагичного сериала. Серые панельные дома из советского прошлого, давящие на психику, мрачные и мертвые, построенные будто не для жизни, а для краткой передышки перед работой. И над всем этим вечным кошмаром типичного советского городка – столб ядовитого дыма, подозрительно напоминающий ядерный «гриб» (хорошо, что это только визуальная ассоциация).
Чернобыль и Припять были не такими – это все же были не города ВПК. Это были города атомщиков, символы прогресса и новой технической интеллигенции. Хотя в сериале этого уже не увидеть, потому что зритель входит в него в первые минуты после одной из самых страшных аварий в истории ХХ века – и потом уже в этой трагедии живет вместе с ее участниками.
Масштабы этой катастрофы, впрочем, до конца не усвоены именно постсоветским обществом. Казалось бы, именно мы, в Украине или Беларуси – главные жертвы Чернобыля. Наша культура должна была развиваться именно на современных формах осознания трагедии. Но тема, быстро подхваченная наследниками «шестидесятников», – такими как беларуска Светлана Алексиевич или украинец Юрий Щербак – быстро уступила в общественном сознании место совершенно другим проблемам.
Она не стала болью и вдохновением молодых – и теперь уже американцы рассказывают новому поколению украинцев и беларусов, через какую безысходность прошли их народы после чернобыльской трагедии. И многие удивляются этому как иностранцы, потому что многие и живут почти как иностранцы в своих собственных странах, поскольку тема Чернобыля до сих пор оставалась как бы на периферии их сознания.
В России же «иностранка» – сама власть. Русский зритель, конечно, тоже смотрит «Чернобыль» и ужасается. А рядом с ним горит Дзержинск и гражданин не знает, может ли доверять официальной информации о новой аварии. Что на самом деле произошло на военном заводе, каковы последствия аварии для людей и экологии? И это не первая и не последняя такая «послечернобыльская» катастрофа.
Кстати, именно поэтому балтийские соседи Беларуси с таким опасением относятся к строительству АЭС в стране и не понимают, как контролировать и безопасность строительства, и безопасность работы.
Вопрос – как контролировать – остается главным для понимания смысла того, что нам показывают в «Чернобыле», и того, что происходит с постсоветскими обществами сейчас. Авария страшна не только сама по себе, она опасна еще и отсутствием контроля общества над властью, тотальным дефицитом взаимного доверия и непониманием – сказали ли тебе на этот раз правду или солгали. Это то, от чего понемногу уходит Украина, и то, от чего Россия или Беларусь даже и не думают уходить вот уже три с лишним десятилетия.
Тогда в апреле 1986 года мы все же очень надеялись, что нам скажут правду. А нам лгали. И мы имели все основания рассчитывать, что после Чернобыля, после катастрофы, которая не щадит ни первого секретаря ЦК, ни обычного обывателя, лгать больше не будут.
Виталий Портников, для belsat.eu
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.